Уведомления
Очистить все

Детская Исповедь

5 Записи
1 Пользователи
2 Likes
1,725 Просмотры
Евгения
Estimable Member Admin
Присоединился: 2 года назад
Записи: 206
Создатель темы  

О детской исповеди

Протоиерей Артемий Владимиров

Теперь, будучи священником, принимая на исповедь и больших, и малых, часто вспоминаю ту минуту, когда я встал с колен после своей первой, исповеди. И ныне, видя пред собой преображенные лица, глаза, сияющие невыразимым облегчением и радостью, невольно проникаюсь этим невыразимым светом; душа моя вновь ощущает ликование, которое может дать человеку только Бог...

 

Как я рад, что ты пришел!

В наше тяжелое во многих отношениях время с детской исповедью сопряжено немало трудностей. Неся нелегкие труды по восстановлению храмов, не все священники сегодня предметом своего пастырского внимания делают исповедь. Не часто можно встретить пастырей, которые берут на себя труд выслушать всех приходящих к ним. Поэтому ребенку не так легко найти себе внимательного духовника. Заметим, однако, что Москва в этом отношении находится в привилегированном положении.

Как же ребенку найти духовного отца? Прежде всего, нужно подыскивать священника, который понимает детскую душу, любит детей, относится к ним с теплотой, с неподдельным интересом, смотрит на ребенка, как на бутон, которому надлежит либо раскрыться, либо завянуть. Стало быть, пастырь должен осознавать ответственность за душу ребенка, приходящего к нему на исповедь. Конечно, много значит известная опытность батюшки в общении с детьми. Таковы суть многодетные пастыри, имеющие за плечами годы трудов по воспитанию собственных чад. Таковы суть и священники, которые имеют, как говорили в старину, «покаяльную семью» и много лет трудятся над исправлением нравов. Пред их пастырским оком проходят все возрасты человеческие.

Хорошо известно, какую травму может нанести учитель ребенку, если подход педагога будет отличаться формализмом, бездушием и одной лишь строгостью, но еще легче травмировать сердце на исповеди, хотя это может произойти неосознанно и непреднамеренно со стороны батюшки. Вспоминается случай, происшедший в одном московском храме, когда молодой священник, решив достигнуть скорейшего эффекта, повернул девочку, исповедавшуюся ему в воровстве, лицом к стоявшим, поднял ее ручку и сказал в назидание что-то вроде: «Вот ручка, которая берет без спроса!». Девочка, пережив шок, стала заикаться... Поэтому не ошибаются те родители, которые из боязни подобных травм ведут ребенка к священнику благостному, сердце которого проникнуто любовью к человеку, к душе ребенка, который изжил из своего сердца раздражительность – качество, противоположное благостыне (не будем путать благостыню с елейностью, напускной вежливостью).

Безусловно, к исповеди детей надо приступать очень и очень мягко. В руководстве к исповеди святого Симеона Солунского, древнего византийского литургиста, есть слова о том, что священник, принимающий на дух, должен сидеть «мало осклабяся», то есть на лице его должна цвести улыбка, ибо собою он являет благость Небесного Отца, ожидающего и приемлющего заблудшее чадо в Свои объятия. Тем паче батюшка не имеет права смотреть на пришедшего к нему букой, излишне строго, как персонаж советского кинематографа. В советских фильмах, посвященных «служителям культа», обычно изображался скучный монах-бенедиктинец, с лицемерной пухлой физиономией, который обращался к красотке-миледи с напускной важностью: «Дочь моя! Изрекай грехи твои!». Это, конечно, пародия на Таинство исповеди.

Будем помнить, что человек никогда не бывает так беззащитен, так открыт, обнажен, как на исповеди. В миру мы часто уподобляемся ежам, свертывающимся в клубок, дабы никто и ничто не могло проникнуть в наш внутренний мир, при этом мы еще и агрессивно шипим, не подпуская к себе окружающих. Но на исповеди такой ежик распластывается кверху брюшком, ожидая врача, который наложит на ранку бальзам, пластырь или иное лекарство. Следовательно, сколь осторожными, выверенными должны быть не только слова, но и само приближение к душе кающегося ребенка!

Великое дело – воспитать в детях благоговейное отношение к Таинству исповеди, которая не сводится к разговору взрослого «дядюшки» (дедушки) с отроком. Главное действующее лицо на исповеди – Господь Иисус Христос, невидимо предстоящий сердцу кающегося. И я бы еще сказал – Матерь Божия, Которая всегда рядом со Своим Божественным Сыном. Говорят, что в делах покаяния ничто не совершается без тайного воспомоществования Пресвятой Богородицы, молящей Своего Сына о грешниках. Поставить душу пред лицом Божиим, чтобы дитя уверовало, а значит, осознало, восчувствовало, ощутило на себе взор Божий, испытующий, всеведущий – вот задача, которая не может быть осуществлена никакими искусственными средствами. Здесь почти все зависит от устроения души пастыря и родителей. Если пастырь ходит пред Богом, стоит пред Богом, находится в присутствии Божием, тогда, по закону сообщающихся сосудов, кающийся восчувствует духовный свет Солнца, Которое никого не опаляет, никого не сжигает, но, напротив, привлекает, просвещает и согревает.

Как естественно тянется к солнцу все живое – цветы, букашки, – так и души оживают, лишь только благодатные лучи, Источником которых является невидимый Бог, касаются их. От родителей, воспитателей и, в первую очередь, от священника требуется направить эти лучи к сердцу кающегося ребенка. Господь ведет нас к Себе разными путями, но через благодать священства в Таинстве покаяния, пред крестом и Евангелием изливается вся полнота Его Божественной любви к человеку. Сердце священника можно сравнить с лупой, в которой фокусируются Божественные лучи, и дело пастыря – направить на душу – больную, издерганную, измученную, разрушенную, покалеченную – эти лучи. В этом сила благодатного Таинства покаяния.

С другой стороны, от священника во многом зависит мера открытости души ребенка. Расположить дитя к исповеди – значит содействовать максимальному раскрытию его ума и сердца. Подобно тому, как лепестки поворачиваются навстречу теплу и свету, тайной молитвой к Богу и о себе, и о кающемся, особой благожелательностью, приветливостью, которая есть внешнее проявление любви, созидается та особая атмосфера, которая в ребенке отзовется доверием и готовностью открыть свою душу. Но здесь требуются особая деликатность, чуткость, бережность – ведь душа живая, и резать приходится по живому. Употребив вдруг и сразу все лекарства, можно спровоцировать развитие болезни, а не ее ослабление. В некотором смысле исповедующего пастыря и того, кто готовит ребенка к исповеди, можно уподобить нейрохирургам. Одно неверное движение – и орган уже не подлежит излечению.

Я бы сказал, что в таком деле, как приготовление к исповеди и совершение ее, требуется непременно сердечная теплота. Когда до нас доносится благоуханный запах, мы понимаем, что где-то рядом разбит розарий. Так и душевная теплота, согревающая душу «подранка», свидетельствует о том, что всеблагой Бог находится гораздо ближе к нам, чем мы думаем, и действует Он в данном случае через благодать священника.Как побудить ребенка к полной открытости и откровенности на исповеди? Конечно же, ласковыми словами и дружеским обращением. Часто домашние – добрые няни, бабушки – именно так привлекают к себе внимание дитяти. Священнику неплохо порадоваться тому, что шалун, сорванец пришел на исповедь. Если вы скажете простые слова, без всякой иронии: «Как я рад, что ты пришел!» – вы поступите, как Отец Небесный, Который, если не сказал, то явил это блудному сыну, когда с радостью выбежал навстречу Своему ушедшему «на страну далече» чаду. – «Как хорошо, что ты здесь. Вот радость-то какая для меня!». Замечено, что самые строптивые, испорченные, развращенные потаканием их шалостям малыши ничего не могут на это ответить в духе противоречия, вроде: «А я не рад!» или «А мне очень грустно, когда так говорят!». Они обычно помалкивают и смотрят, что будет дальше. Таким образом, рассеивается страх. Признаемся, что и взрослые, ранее никогда не исповедовавшиеся, с трепетом идут на исповедь, ожидая карающего меча Божиего правосудия. Они забывают хорошую русскую пословицу: «Повинную голову меч не сечет».

Если ребенок не приучен к исповеди, неплохо для затравки, для того, чтобы ваш духовный питомец разговорился, спросить его о какой-нибудь малости, о какой-нибудь незначительности.

– Ну что, Миша, скажешь (но все это непременно с нежностью, ненавязчивостью, чтобы это не было похоже на допрос в ЦРУ)? – Приходилось ли тебе (пусть в ваших словах звучит юмор, но ни в коем случае не шутовской!) за твои прожитые шесть лет (затем вы используете все богатство интонаций русского языка) ...ковырять в носу?

Он скажет:

– Да, батюшка.

Тут-то вы его и научите каяться в грехах. «Лед тронулся»... Все педагоги знают, что на исповеди очень полезно задавать ребенку наводящие вопросы. Здесь более чем когда бы то ни было нужна обратная связь. Иногда батюшки портят дело даже в общении со взрослыми, говоря с излишней резкостью и прямотой. Банальный случай со старушками, которые могут сказать на исповеди лишь так: «...грешна – словом, делом, помышлением».

– Мать, грехи называй! Я уже это слышал!...

Она не привыкла к рефлексии. Она – дитя природы, а священник требует от нее психоанализа, да в такой момент! А ей надо еще успеть «после церквы» на базаре редиски купить, а потом еще и на кладбище съездить.

Батюшка, ты научи старушку каяться, а потом уж и ругай ее!

Вот и ребенка тоже можно спросить:

Машенька, ну есть ли у тебя какие-нибудь недостатки? От чего бы ты хотела избавиться? (Нанизывайте вопрос за вопросом. Ребенок-то русский, носитель русского языка, поэтому он все хорошо понимает. Никакого сюсюканья при этом не требуется.).

Что мешает тебе жить на белом свете? (Характерный вариант общения с ребенком.).

Посмотри на свое сердце, нет ли там какой-нибудь занозы? (И он, конечно, сразу разговорится, даже тот, кто никогда не был на исповеди.).

В одной гимназии, где я раз в неделю исповедую, есть симпатичный мальчик. Я уже заранее знаю грех, в котором он будет исповедоваться, он у него на первом месте: «мучил попугая». Он играет с ним, а попугай больно кусается. Помимо попугая, у него есть еще и другие грехи, но детям совесть внушает каяться в самых неожиданных, как бы ничего не значащих, с точки зрения взрослого человека, грехах.

 

Когда начинать?

Часто спрашивают: с какого возраста детям можно исповедоваться? В дореволюционном определении Священного Синода был указан возраст – семь лет. Но нужно учитывать, что тогдашние дети, по сравнению с нынешними, были просто птенчики. Детство было для них полноценным, счастливым и радостным. Окруженные пристальным вниманием бонн, гувернанток или строгих мам, они о многих грехах даже не слыхивали. Что говорить о нашем времени... Преподобный Нил Мироточивый предсказывал наступление страшной эпохи, когда развращенность детей достигнет столь великой степени, что бесам уже и не надо будет их искушать, они сами будут действовать по той программе развращения, которая будет внедрена в них чуть ли не с рождения. Преподобный Нил говорит, что в преддверии конца света люди, особенно маленького роста, будут быстро развиваться физически и будут развращены до крайней степени.

Что касается «вменяемости» или «невменяемости» греха, то до определенного времени грех не вменяется ребенку, поскольку он его совершает неосознанно. Нравственное чувство у ребенка еще не развито в такой степени, чтобы давать отпор превзошедшему в его душу злу. По опыту могу сказать, что, чем раньше внимательный батюшка начнет общаться с ребенком, тем лучше. Пусть беседа не будет носить характера сакраментальной исповеди с прочтением молитвы, которая всегда соединяла грешника с Матерью Церковью после его отпадения от нее. Но здесь важно само общение, помогающее ребенку увидеть и, опустив носик, признать свой грех.

Исповедь малышей может и должна быть предваряема исповедальным разговором, который могли бы, конечно же, осуществлять и любящие детей родители и воспитатели (только бы они не были «мясниками» в этом хирургическом деле, только бы они были «вооружены» не отбойными молотками, как стахановцы, но чувствовал! бы хрупкость личности ребенка, никогда не переходил! бы за грань доброй и благодатной беседы и не превращали бы ее в допрос). Взрослые должны ненавязчиво и мудро приучать малышей к откровенной исповеди, культивировать в детях (в разумной мере) чувство вины, приучать их к самооценке, к критическому осмыслению своих дел, слов и, в конечном счете, эмоций, намерений, сокровенных движений сердца.

Из книг о подвижниках благочестия мы узнаем, что раньше благочестивые родители делали это по наитию, без какой-либо теоретической подготовки. Мать, рассерженная шалостью озорного чада, поднимает взор к иконам: «Матерь Божия! Такой сын мне не нужен! Если он так будет себя вести – Тебе его вверяю, мои силы исчерпаны! Только Ты можешь вразумить его, Царица! Небесная!». А с большой фамильной иконы смотрит на него, конечно же, печально и строго Сама Пресвятая Богородица. Все это воспитывает в детях страх Божий, без которого моралистическое воспитание не будет иметь успеха, ибо страсти неизбежно заглушат все ростки назидания, чуждые религиозной основы.

– А ну-ка, пойди к нам, – подзываете вы провинившегося малыша, – посмотри, если можешь, на Спасителя. (Неужто сердце трехлетнего ребенка не отзовется на эти слова! Он попятится и поворотит нос в сторону, проникаясь невольно ощущением греха, стыда и невозможности без раскаяния смотреть на икону.) Конечно, здесь необходимы и строгость, и милость, ибо Господь – не только правосудный, но и милующий Отец. Поэтому мы должны ослабить тетиву:

«Не бойся, Господь пришел грешников спасти. Неужто Он нас оттолкнет? Если ты боишься, то пойдем вместе.».

К сожалению, у современных мам почти нет времени на такое духовное общение, ибо, как было сказано в одной телевизионной рекламе: «С тех пор, как я приобрела телевизор, ребенка я не вижу и не слышу». Вот превратный идеал воспитания.

Итак, конечно же, можно и нужно готовить детей к исповеди. Лишь бы только мы понимали, что перед нами личность, которую нельзя придавить, как вошь. Бог любит человека, и благодать всегда бережно прикасается к душе, поэтому мы не должны опережать действие благодати прямолинейным и жестким расчленением совести, но не должны, отпустив вожжи, и отставать от нее (благодати), в легкомысленной надежде на то, что Господь Сам все управит, без нашего участия.

Думаю, что при подготовке ребенка к исповеди нельзя недооценивать власть слова, ибо оно вводит сердце малыша в духовное пространство. Слово вносит в душу новые ощущения, новые чувства.

– Подумай, милый друг, вот ты сейчас стоишь передо мной и юлишь. (Думаю, что все назидания должны проистекать из мирного родительского сердца, хотя бы оно было и огорчено плохим поведением малыша. Если вами движет страстность, раздражительность, лучше в этот момент не трогать ребенка, а пойти и помолиться за себя и за него.)

– Мы с тобой сейчас пойдем к батюшке, и ты будешь стоять уже не здесь, перед столом с разрезанной тобой скатертью, а перед крестом и Евангелием. Неужели ты и тогда так же будешь извиваться, как уж на сковородке, когда не я, а Сам Господь будет смотреть на тебя? Неужели ты тогда так же запрешься, замкнешься и заврешься? Может быть, тогда лучше и не ходить на исповедь вовсе?

Из подобной беседы малыш лучше, чем из книги, поймет смысл Таинства покаяния, ответственности за совершенный проступок. Заметим при этом, что дети, сердца которых воспитываются и укрепляются в Боге, очень нуждаются в положительных, светлых и радостных эмоциях и солнечных красках. Используя лишь отрицательные, горькие примеры и слова, – и это величайшая ошибка! – родители иногда напоминают в отношении своих детей обвинителей Нюрнбергского процесса. Взрослым так хочется сделать из них ангелов! Но поскольку чада вовсе не всегда соответствуют их представлению об идеальном ребенке, родители уподобляются Илье Муромцу, а ребенка видят каким-то поганым татарином, которого готовы вместе с Тарасом Бульбой зарубить собственной рукой. Лучше зарубим, чем увидим его не соответствующим нашим пожеланиям!..

Думаю, что очень важно уметь радовать ребенка. Для этого, конечно, требуются и душа, и сердце, и мысль, и собственный опыт покаяния, ибо нам должно не портить детей, подыгрывая их страстишкам, но, говоря о хорошем, добром, вдохновлять их, чтобы они действительно потянулись к свету, а не только чувствовали на себе взор осуждения и ужаса.

Ты знаешь, как бывает легко, как светло и просторно на душе, когда, наконец, вынешь эту ужасную занозу, заставляющую кровоточить сердце! Нет жизни на земле, и свет Божий не мил, и хлеб не сладок, покуда грех точит, разъедает твое сознание, а ты прижимаешь его, как гадюку, к груди. А едва лишь только ты открыл грех – Боженька тотчас все простит. Он ведь все знает! Поэтому тебе нужно освободиться от этой сколопендры, которая засела у тебя в сердце. Ты сам от этого мучаешься, и мама мучается. Господь простит и даст новые силы. Я сама вчера исповедовалась! Как было легко на душе!

Вспоминаю, что, когда я был десятиклассником, моя бабушка приходила с воскресной службы и говорила: «Как было хорошо! Я исповедалась и причастилась. Какая радость!». Больше она ничего не говорила, но я это все запомнил и после ее кончины стал ходить в храм Ильи Обыденного, куда ходила моя бабушка.

 

Об опасности привыкания

Протоиерей Владимир Воробьев в своей книге о покаянии пишет об опасности привыкания детей к всесвятейшему Таинству исповеди. Такая опасность существует. Приходские дети становятся похожими на каких-то бездушных колобков, которые катаются по всем направлениям церковной жизни. Им все знакомо, они – доки, профессионалы! Укажут вам, где какая икона, скажут: «Этот батюшка в отпуске, а тот не вовремя (!) пришел на службу». Особенно, если это настоятельские детки.

Отец Владимир пишет об эпохе советского времени, когда детей редко приводили на исповедь, но для них это всегда было событие! Равно как и Причащение Святых Христовых Тайн... Конечно, эпоха была совершенно другая. Среда активно боролась с верой в Бога (да и сейчас борется), но думаю, что лишать ребенка общения со священником было бы неправильным. Отец Владимир этого и не проповедует, однако он предлагает лишать Причастия, как чего-то привычного, в случае провинности и предлагает не всегда подводить ребенка к исповеди, особенно, если он ничем особенным не согрешил; причащать же его следует по его внутреннему влечению. Думаю, что если этими советами воспользоваться, то с рассуждением, ибо совет не существует сам по себе, абстрактно. Везде нужны ум и сердце, осмысление факта. Жаль, что не все священники понимают значение для ребенка предстояния у Евангелия и часто мало уделяют внимания детям, тем более, когда за ними толпятся взрослые, которым надо объяснять азы веры...

Священникам нужно учитывать некоторую привыкаемость детей к таинствам и противопоставлять ей то, что можно было бы назвать индивидуальным, или нестандартным подходом. Как этого достичь? Знаю священника, который, к примеру, старается ребеночку подарить то, что ему было бы по душе: иконочки, открыточки или книжечки духовного содержания. Но подарки можно дарить по-разному. Можно все отгрузить в детский дом и оставить воспитателям разнести по группам и по классам, а можно погладить по головке, посмотреть в глаза, осенить иконочкой и сказать: «Эта иконочка именуется «Неопалимая Купина». Будешь держать ее у себя дома – никогда не сгорит твое жилище, при условии, что ты еще будешь помнить, что «спички детям – не игрушка». Маленькое назидание может даже на всю жизнь запомниться. Конечно, мы, при всем нашем старании, не избежим опасности привыкания к исповеди. Но думаю, что не так уж и плохо, если в сердце нашего питомца останется восприятие исповеди как маленького праздника, где неизменно встречает его добрый батюшка, который может пожурить, но при этом еще и подарит что-нибудь. Станет ли ребенок после этого атеистом или агностиком? Вряд ли.

В наше время мы должны иметь скромные установки. Как лозунг врача – «не навреди», так и наш лозунг – «не помешай» духовному развитию, не застопори, не отдали его от Бога, но всемерно содействуй доброму духовному движению его сердца. Последнее слово все равно останется за дитятей, ему еще надлежит сделать нравственный выбор, как надлежит ему самому узнать силу Таинства покаяния. А покуда пусть ваше общение с ним будет путешествием в мир не только прекрасного, но и святого, высокого, чтобы впоследствии ребенок мог сказать: у меня было счастливое детство, в детстве я верил глубоко и искренне. Во всяком случае, из биографий русских писателей мы узнаем, что именно благодаря светлым воспоминаниям юности они впоследствии находили в себе силы вернуться в Отчий дом.

Дети сегодня, как и взрослые, обладаемы страстями и мучимы грехом. Но нужно помнить, что врачевание вовсе не всегда совершается мгновенно – само хождение к исповеди есть неоценимая добродетель, хотя бы человек и не исправлялся и не находил в себе сил к исправлению... Эти силы – от Бога, а гордое сердце на исповеди смиряется. Опытные духовники знают, что, например, клептомания врачуется, но не сразу, по мере того, как смиряется душа – бес от нее отходит. Думаю, что священник должен быть особенно внимательным к исповеди детей. Главная задача священника на исповеди – согреть сердце малыша. Пусть не сразу мы дождемся обратной связи. Но, когда дождь сходит на землю, разве он знает, что вырастет на орошаемой им «земле?:

Конечно, самое трудное в наше время – это общение детей и родителей. Детям сегодня нужно доказывать, их нужно убеждать, что надо чтить родителей, слушаться их, и священник должен владеть какими-то приемами, чтобы объяснить это ребенку, например: «Кто кого должен слушаться: ты – маму, или мама – тебя? Кто у кого в животике сидел? Кто сидел у кого в животике, тот пусть того и слушается!».

Еще два слова о грехе воровства. Малыш, потупив нос, признается в совершенном поступке. Переведите внимание ребенка на руку, пальчики, покусившиеся взять чужое. Обвиняйте во всем пальчик: «Как же он дошел до такой жизни? Что ты прикажешь с ним сделать? Как его проучить? Как ты думаешь, за такие дела Царство Небесное наследуют? Куда он должен был попасть? (Тут мальчики охотно отвечают: «В ад!».) А если пальчик ещё раз туда потянется, его можно немножко поджарить. Минутки две» (Батюшка воспламеняет свечку и делает вид, что начнет сейчас поджаривать пальчик. Недолго. Меньше минуты. – «Ой!») Давай этот пальчик тут же накажем. Сколько ему положено ударов? Пять? Десять?» (Батюшка начинает порку пальчика со словами: ««Пальчик, пальчик, не шали!». Ребенок на все это смотрит с любопытством.).

Думаю, что сердце священника на исповеди подскажет ему нужные слова и действия. Главное, чтобы во всем была сердечность и искренность. А Бог поможет...

1639142726-e7dd094d65b33f94077c14ad1e5f4ed1.jpg

   
Tatiana reacted
Цитата
Евгения
Estimable Member Admin
Присоединился: 2 года назад
Записи: 206
Создатель темы  

Детская исповедь

Вопросы духовного воспитания наших детей всегда встают перед нами с особенной остротой. Вера ребенка – явление таинственное и хрупкое, и приблизиться к его пониманию можно только с помощью тысячелетнего опыта Церкви. Как помочь своему ребенку возрастать духовно, вложить в его сердце семя покаяния? Как подготовить его к такому важному событию, как исповедь? Об этом мы решили побеседовать с настоятелем Свято-Игнатьевского храма протоиереем Георгием Гуляевым.

– Батюшка, нуждается ли ребенок в исповеди?

– Конечно. Нам следует помнить о том, что дети по своей природе не являются безгрешными. Хотя человек изначально творение Божие, созданное добрым, между тем в нем с младенчества присутствует некая испорченность – след первородного греха, который передается от родителей как некая склонность к тому, чтобы совершать неблаговидные поступки. Именно благодаря этому дети часто очень неприятно удивляют нас, совершая в столь юном возрасте достаточно подлые и мерзкие вещи.

– С какого возраста дети могут прибегать к этому таинству и как родители должны готовить свое чадо к нему?

– Формально мы начинаем исповедовать в семь лет. По церковной антропологии «досемилетний» период называется младенчеством, в семь лет наступает отрочество. Сам этот момент не является каким-то мистическим, с человеком не происходит ничего особым, видимым образом, просто приблизительно в этом возрасте ребенок уже способен оценивать свои поступки. При этом мы должны понимать, что такого рода взросление может произойти в человеке и раньше, и позже.

Задача родителей, чтобы откровение об исповеди не было неким фактом, который встанет перед человеком только в семь лет. Первая исповедь – это обличенное в церковную форму покаяние, раскаяние в дурных делах. А до этого первыми духовниками детей являются их родители. Родители рассказывают малышу, что такое хорошо и что такое плохо, они являются первыми свидетелями извинений ребенка, которые он приносит за какой-то свой проступок. Родители взращивают в ребенке чувство стыда, которое является началом покаяния. В исповеди происходит уже некий качественный скачок, когда человек перед престолом, перед Евангелием, в присутствии священника совершает покаяние, но предпосылки к этому, основы, такие, как чувство вины, чувство стыда, осознание своих поступков должны быть заложены родительским воспитанием.

Естественно, что к самому событию первой исповеди родители тоже должны подойти очень ответственно. В духовной жизни ребенка такая первая встреча со священником очень много значит. То, как ребенок воспримет первую исповедь, как он подготовиться к ней во многом определит его дальнейшую духовную жизнь.

Взрослые должны помочь ребенку, создать все условия для того, чтобы первая исповедь послужила началом полнокровной духовной жизни человека, а не привела к ее прекращению, к нежеланию вообще в Церковь ходить.

Желательно предварительно поговорить со священником. Но поговорить не для того, чтобы рассказать о том, какой у вас злодей растет, и чем он согрешил: «Вы уж там, батюшка, вразумите его как следует!». Со священником нужно поговорить, чтобы он уделил чуть больше внимания так называемому «перворазнику». Священник ведь тоже человек, людей на исповедь много приходит, а первая исповедь требует особенно внимательного отношения, особых слов. Поэтому не стоит откладывать первую исповедь на какой-то большой праздник или просто момент, когда у священника много дел. Ведь для батюшки, возможно, это будет одна встреча из сотни в этот день, а для ребенка это будет первая встреча, которая запомниться на всю жизнь.

Следует также воспитывать в ребенке почтительное отношение к старшим, и, конечно, священству. Тогда в лице священника родители обретут помощника в деле воспитания, в деле взращивания духовной жизни. Все взрослые оказывают то или иное влияние на ребенка как на человека формирующегося. Священник в этом плане – яркая, положительная личность, общение с ним принесет много пользы малышу, но, естественно, не заменит собой родительское воспитание.

– Батюшка, нужно ли самому ребенку готовиться к исповеди? Например, следует ли знакомить ребенка с литературой из серии «В помощь кающемуся», с перечнями грехов?

– Да, к исповеди готовиться нужно. Если до семи лет это было у ребенка на уровне анализа своих поступков, совместной молитвы со взрослыми, испрошения прощения, то теперь к этому должно добавиться изучение специальной литературы – понятно, написанной для детей. Ни в коем случае нельзя давать детям перечень взрослых грехов, потому что это только вызовет множество ненужных вопросов, и даже может послужить соблазном малышу.

Все детки разные. Есть детки серьезные, которые сами хотят молиться, сами готовы говорить о духовной жизни, ищут ее, задают вопросы. Им можно читать в качестве подготовки к исповеди десять заповедей, естественно, учитывая возраст, объясняя непонятное.

А если ваш малыш достаточно скромный в духовной жизни: не отказывается от груди материнской по средам и пятницам, не стремиться уединиться от детских игр и не читает Псалтырь (смеется), в таком случае нужен соответствующий разговор, какой-то добрый совет, молитва. У родителей должно быть желание помочь человеку подготовиться к этому важному делу, осознание этой важности, тогда и дитя ее почувствует, почувствует ваше участие.

При этом важно помнить о том, что не стоит чрезмерно переживать и корить ребенка, если он что-то от волнения забудет, что-то не вспомнит, или просто испугается. В конце концов, для этого есть священник, который может и ободрить, и вопрос задать.

Не нужно писать ребенку длинные записки со своим, взрослым, пониманием грехов. Смех и грех: ребенок, не умеющий писать, вдруг приходит с запиской, в которой ровным каллиграфическим почерком написаны сложносочиненные и сложноподчиненные предложения, даже с некоторыми выводами и испрошением епитимий. А ведь бывают и такие вещи.

Дайте место Богу, чтобы на исповеди Господь коснулся сердца человеческого, расположил его к покаянию и исправлению.

– С какими затруднениями могут столкнуться родители и дети в процессе подготовки? Как их преодолеть?

– Прежде всего, хотелось бы вспомнить о том, что большинство нынешних прихожан не имеют опыта «православия в детстве» и «православия в юношестве». Это люди, которые в Церковь, к Богу пришли уже взрослыми, пережив при этом множество всевозможных жизненных передряг. Проблема здесь в том, что часто эти люди нарушают принцип святоотеческий: ты не должен навязывать другому свой путь. Т.е. люди, не пережив опыт детской исповеди, юношеской исповеди, пытаются опыт своей взрослой исповеди и духовной жизни, в которой есть место длинным молитвенным правилам, серьезным богослужебным подвигам, чтению определенной духовной литературы – я имею в виду и качество, и количество – пытаются все это перенести на своих детей. Иногда действуют по принципу «ничего, много не бывает», иногда – «ну, раз мы этого не вкушали, пусть хоть наши дети…»; иногда сами жизнь достаточно бледную ведут с духовной точки зрения – т.е. к исповеди и причастию прибегают очень редко, но, тем не менее, детям своим хотят привить все эти вещи, не учитывая особенностей детской психологии, детского восприятия. Такие родители уже в подростковом возрасте сталкиваются с последствиями подобного воспитания – с полным отходом детей от веры. Почему? Потому что они в свое время дали ту пищу, которую человек просто не принял, не мог принять.

Основной принцип педагогический, который должен быть в духовном воспитании прежде всего, это любовь. Любовь и понимание, приятие того, что есть иной человек. Необходимо признание того, что существует еще кто-то, кроме тебя, и он может мыслить не так, как ты. Но если у нас право быть человеком другого пола, другого цвета кожи, другого языка еще как-то воспринимается, то по отношению к ребенку «инаковость» часто даже не мыслится. Есть какое-то нездоровое перенесение собственных качеств на свое дитя: я так поступаю, и ты тоже обязан. Если не будет любви, становление собственной личности ребенка превращается в трагедию. Родитель пытается подчинить себе ребенка, где жесткими мерами, где даже переходящими в жестокость. Используют психологическое давление и даже шантаж: «ты меня не любишь, ни во что не ставишь». А все это не способствует гармонизации отношений в семье, между родителями и детьми. На мой взгляд, пресловутая проблема отцов и детей как раз кроется в отсутствии такой христианской любви, принимающей свободу другого человека, его право на то, чтобы быть собой. Родители должны быть добрым примером, добрыми подсказчиками, добрыми учителями, но при этом никогда не забывать о том, что ребенок – иной человек.

Еще одна сложность – воспитание в ребенке навыков борьбы с грехом. Часто родители настолько ограждают ребенка от всего плохого, что он даже не подозревает, что зло есть на свете. Такое «тепличное» воспитание приводит к тому, что, столкнувшись со злом, дети не знают, что делать с ним и часто просто принимают его. В ребенке нужно воспитывать умение бороться с соблазном, с грехом, начиная от борьбы с каким-то искушением съесть в неположенное время сладость, привычкой грызть ногти, произносить плохие слова и т.д. Нужно давать ему объективные знания о жизни и приучать свободно выбирать добро, отсекать дурное. Это должно стать доброй привычкой вашего ребенка. Как говорил схиигумен Савва, добрая привычка – это тот духовный капитал, процентами от которого мы можем пользоваться всю оставшуюся жизнь.

Нужно приучать ребенка обращаться за помощью к более зрелым духовно людям, прежде всего – родителям. Обращайте внимание на проблемы и страхи своих детей, приучайте бороться с ними крестным знамением, молитвой, святой водой.

Дети серьезно относятся ко всему, что связано с Церковью, потому что у них другого жизненного опыта нет. Тогда как мы, порой, приходим к вере, к осознанию того, что есть иной мир, духовный, преодолевая всяческие трудности; когда для нас принятие каких-то истин духовных дается с таким надломом, что иногда приходиться по живому кожу рвать с души, то дети естественно и свободно начинают жить в духовном мире. Он для них реален, он для них понятен, они более восприимчивы к этой реальности. Поэтому грамотное духовное воспитание в детском возрасте дает очень хорошие результаты.

– Насколько частой должна быть исповедь ребенка?

– Все зависит от особенностей приходской жизни той или иной общины, и конечно, от ситуации в семье. Мое мнение – чем чаще, тем лучше. Но семьи все разные: есть оба верующих родителя, есть один верующий, есть и такие исключения, когда вообще родители неверующие, но детям разрешают приходить в храм – учитывая это, нужно прилагать максимум усилий для того, чтобы ребенок регулярно причащался и исповедовался. Заставлять ребенка нельзя, но нужно воспитывать в нем понимание, что поход в храм – это возможность быть ближе к Господу. Не воспользоваться этой возможностью мы вольны, но тогда уже возникает вопрос, насколько мы христиане. Какой смысл прийти в храм с нераскаянным грехом, простоять всю службу с ним и уйти из храма, для того, чтобы через неделю прийти и покаяться в этом грехе? Для меня это немыслимо. Ведь этот грех забудется потом – такова человеческая природа. Он забудется, но это не означает, что он исчезнет – он проявится где-то в другом месте, в другом виде в человеке. И будет обидно, что у тебя был шанс очиститься, но ты им не воспользовался.


   
ОтветитьЦитата
Евгения
Estimable Member Admin
Присоединился: 2 года назад
Записи: 206
Создатель темы  

Трудности детской исповеди

Протоиерей Владимир Воробьев

Итак, имея в виду типологию грешников, можно сказать: совершенно особенную часть в пастырской работе представляют собой дети. Многие из вас имеют своих детей, некоторые из вас являются педагогами, вы сами понимаете, что к детям нужно иметь особенный подход, особенный опыт работы с детьми. Дети на исповеди – явление радостное и в то же время очень трудное. Радостное, потому что у них, слава Богу, нет тяжелых грехов, как правило, у маленьких детей нет еще таких сильных страстей, хотя очень часто бывают уже весьма развитые страсти. Даже если у них уже очевидно действуют какие-то страсти, все-таки проступки иногда больше вызывают улыбку: ребеночек подходит и кается, говорит, что он тяжко согрешил, маму не послушал, что-то такое сделал "не то". Иногда после ужасных исповедей, которые приходится слышать, приходит чувство облегчения и радости, что есть еще такие чистые детские души, в которых, в общем, все хорошо. Но ведь нельзя же ребенку это сказать. Нельзя сказать:

– Ты, милый, иди, все у тебя хорошо, исповедоваться тебе не в чем.

Нужно найти с ребенком общий язык, это не так-то просто. Очень часто люди начинают притворяться, разговаривать с ребенком на каком-то фальшивом "детском" языке, начинают как-то подделываться под детскую психологию и стараются таким образом создать иллюзию взаимопонимания. Дети же, имея чистую душу, очень чутки ко всякой фальши. И священника, который фальшивит, они не примут. Такой священник этому ребенку не поможет. Он не внушит ему доверия. Или создаст в его душе образ чего-то совершенно неправильного, лживого, образ очень опасный и вредный в дальнейшем.

Священник должен быть всегда простым, должен быть всегда самим собой со всеми людьми. Но с детьми в особенности. Он должен не подделываться под какого-то товарища, не заигрывать с маленькими, как это бывает во время детских игр. Он должен быть совершенно серьезным, он должен быть отцом или дедушкой, должен говорить с ребенком, как взрослый с маленьким. Но говорить понятные для ребенка вещи. Ребенку не нужно никакое умствование, ему не нужны какие-то очень сложные объяснения, но ему нужно просто и серьезно объяснить, что плохо в его жизни, нужно чтобы он почувствовал, понял, что так поступать плохо. Но еще важнее гораздо, чтобы он почувствовал в священнике, духовнике, любовь, почувствовал то тепло, тот свет, который дает благодать Божия.

Умом он этого не поймет, но если сразу почувствует, то для него священник станет любимым существом, и он всегда захочет прийти и сказать все, что плохого он сделал, и все сердцем своим почувствует, хотя ничего, может быть, и не осознает. Тогда ребенок будет каяться со слезами, и будет исправляться, и будет трудиться, и будет стремиться к тому, кто к его душе прикоснулся теплой и любящей рукой. С ребенком в этом смысле гораздо проще, чем со взрослым. Тут не нужно много объяснять, если есть настоящая любовь. Если же нет любви, если же нет у священника возможности войти в жизнь ребенка, то ничего не выйдет. Тогда исповедь будет напрасной и, возможно, вредной тратой времени. Все может превратиться в формальность и ребенок не поймет, но почувствует, что в церкви от него требуется какой-то формализм. Он будет относиться к этому, как в школе дети относятся к надоедливой "училке": ну нужно арифметику сделать, урок какой-то ответить... На самом деле этот ребенок убежден, что никакая арифметика ему не нужна, потому, что это убеждение вселил в него учитель, потому что он учителю не нужен. А раз он учителю не нужен, то значит ему не нужно и все то, что этот учитель с собой приносит. Пусть это будет арифметика, пусть это будет чтение или рисование, все равно, все не нужно.

Такая схема действует и здесь. Если ребенок не почувствует, что он священнику нужен, что он священнику дорог, что священник его любит, тогда все, что священник будет говорить, или делать, даже церковь, храм будут не нужны ему.

Сейчас особенные трудности с детьми, потому что есть дети, которые приходят в церковь из неверующих семей. Они с рождения воспитывались без веры в Бога. Нужно их всему научить, и очень часто оказывается, что ребенок в своей семье совершенно одинок. Он в семье не может ничего ни у кого узнать, ни у кого ничего спросить, а потом, подрастая, он начинает учить своих родителей вере. Это бывает сейчас очень и очень часто. И, конечно, такого ребенка священник должен в особенности укрепить, ибо он один перед взрослыми. Вот и папа, мама и бабушки с дедушками его отпускают в церковь. Но, когда он приходит из церкви и говорит, что нужно поститься, а они не понимают зачем, когда он говорит, что нужно молиться, или начинает молиться, эти бабушки или родители смотрят на него, как на сумасшедшего и начинают: "Больше не будешь ходить туда, что ты делаешь?" Как ребенок устоит перед взрослыми, перед авторитетом родителей? Как он устоит, как он отстоит свою веру, то, что он принес из церкви? Только в том случае, если священник поддержит его, если войдет в его жизнь и даст ему свою силу, даст ему необходимый авторитет, если он внушит ему доверие, веру, если ребенок сможет сказать: "Нет, вы не знаете, а вот батюшка лучше вас знает". Вот если он это сможет почувствовать и сказать, то тогда он выдержит. Священник Должен ему в этом помочь своим поведением, своей любовью.

Но гораздо более трудные проблемы встают в другом случае: когда дети вырастают в семье верующей. Вот это проблема, с которой я не умею справиться. Это, возможно, самое трудное и актуальное для нас.

Детям, воспитанным в верующих семьях, со временем надоедает то, что им предлагают родители. Родители и священник должны быть к этому готовы. Привыкнув ко всему церковному, как к обычному, обыденному, как к тому, что навязывается старшими наравне со многим другим, что делать неприятно, неинтересно, но нужно, они начинают не вполне осознанно отвергать все это. У таких детей начинает проявляться какая-то центробежная энергия. Они хотят чего-то нового для себя, они хотят постичь какие-то неизведанные ими способы жизни, а все, что говорит мама, или бабушка, или отец, – все это уже кажется пресным. Такие дети очень легко находят недостатки у церковных людей, которые начинают казаться им ханжами, скучными моралистами. Они очень часто в церковной жизни уже не видят ничего достаточно светлого. Такой вектор, такая направленность из церкви делает их по существу не способными воспринимать благодать Божию. Участвуя в таинствах, даже в причащении Святых Христовых Тайн, по существу говоря, они ничего не переживают, они оказываются, как это ни странно, в детском возрасте малоспособными переживать причащение Святых Христовых Тайн как соединение с Богом, как встречу с Богом. Для них это одно из привычных, воскресных, праздничных состояний. Для них церковь часто становится клубом, где можно встретиться и поговорить друг с другом. Они могут здесь о чем-то интересном сговориться, дождаться с нетерпением, когда же кончится служба и они вместе побегут куда-то по секрету от родителей в мир окружающий, во всяком случае не церковный.

Иногда бывает хуже: им нравится шалить в церкви, даже и такое бывает, или подсмеиваться над разными людьми, которые здесь в церкви находятся, иногда даже над священниками. Если они что-то умеют, если занимаются в церковном хоре, то они с большим удовольствием будут обсуждать, как поют сегодня и – без конца и края всякие насмешки над хорами, над разными певчими, кто как поет, кто что-то слышит, кто что может, кто что понимает. Они всегда чувствуют себя маленькими профессионалами, которые способны оценить все это. И в таком зубоскальстве, у них может пройти вся литургия и вся всенощная. Они совершенно могут перестать чувствовать святость Евхаристического канона. Но это не помешает, когда вынесут Чашу, стать первыми, или, может быть, не первыми, наоборот пропустить маленьких вперед и очень чинно подойти к Чаше, причаститься, потом так же чинно отойти, и через три минуты они уже свободны, все уже забыли и опять предаются тому, что интересно по-настоящему. А момент причащения Святых Христовых Тайн... это все для них привычно, все известно, все это мало интересно.

Легко научить детей выглядеть всегда православными: ходить на службы, сначала к Чаше пропустить младших, уступить место. Они все это могут делать, и это, конечно, хорошо. Приятно видеть таких воспитанных детей. Но это совершенно не означает, что они при этом живут духовной жизнью, что они по-настоящему молятся Богу, что они ищут общения с Богом. Это совершенно не означает устремления к реальному соединению с благодатью Божией.

Соответственно такому их образу жизни возникают трудности на исповеди. Ребенок, который с малолетнего возраста (с семи лет обычно), приходит на исповедь, причащается очень часто по традиции. Скажем, в нашем храме дети причащаются на каждой литургии, на которую их приводят или на которую они приходят сами. Фактически получается раз в неделю, иногда чаще. Исповедь для них бывает сначала очень интересной и вожделенной, потому что им кажется, что когда они будут исповедоваться, то это означает их некую взрослость, что они уже стали большими. И пятилетний ребенок очень хочет скорее начать исповедоваться. И первые его исповеди будут очень серьезными. Он придет и скажет, что он не слушается маму, что он побил сестренку, или что плохо сделал уроки, или плохо помолился Богу, и скажет это все весьма умилительно, серьезно. Но очень скоро, буквально через месяц или два, окажется, что он к этому совершенно привык, и дальше идут целые годы, когда он подходит и говорит: "Я не слушаюсь, я грублю, я ленюсь". Таков короткий набор обычных детских грехов, весьма обобщенных. Он выпаливает их мгновенно священнику. Священник, который замучен исповедью свыше всякой меры, естественно, прощает и разрешает его за полминуты, и все это превращается в ужасающую формальность, которая, конечно, ребенку больше вредит, чем помогает.

По прошествии нескольких лет оказывается, что для такого церковного ребенка уже вообще непонятно, что он должен над собой как-то работать. Он даже не способен испытывать настоящего чувства покаяния на исповеди. Для него не составляет никакого затруднения сказать, что он плохо сделал. Он это говорит совершенно легко. Так же, как если ребенка привести в поликлинику в первый раз и заставить его раздеваться перед врачом, то он будет стесняться, ему будет неприятно. Но, если он лежит в больнице и каждый день он должен поднимать рубашку, чтоб его слушал доктор, то через неделю он это будет делать совершенно автоматически. У него это не будет вызывать никаких эмоций. Так и здесь. Исповедь уже не вызывает никаких переживаний у ребенка. Священник, видя это, оказывается в очень трудном положении. Он не знает, как с этим бороться, что сделать для того, чтобы ребенок пришел в себя.

Бывают некоторые очень яркие примеры, когда ребенок уже не просто не слушается, ленится и обижает младших, – он вопиющим образом безобразничает. Скажем, в школе мешает заниматься всему классу, в семье он является живым примером отрицательным для всех младших детей и семью терроризирует просто откровенно. Потом начинает вести себя безобразно в обществе: ругаться, курить. То есть, у него появляются грехи, для церковных семей совершенно необычные. Тем не менее, как его привести в чувство, священник не знает. Он пытается с ним говорить, пытается ему объяснять:

– Ты же знаешь, что это нехорошо, это же грех.

Да, он давно все это хорошо знает, прекрасно знает, что это грех. Он даже на пять минут способен напрячься и сказать:

– Да, да я постараюсь, я больше не буду...

И нельзя сказать, что он лжет. Нет, он не лжет. Он на самом деле произнесет это привычным образом, так же, как перед обедом он может "Отче наш" прочитать более менее серьезно за одну минуту, но не больше. После того, как прошло это привычное "Отче наш", он опять живет вне молитвы. Так и здесь. Он может сказать что-то такое, чтобы потом его допустили к причастию, А через день, через два он возвращается на свои рельсы и продолжает жить так же, как и жил. Ни исповедь, ни причастие не дают плодов в его жизни.

Кроме того, священник замечает, что чем больше он, приходя в волнение, начинает разговаривать с этим ребенком более внимательно, более серьезно, тем быстрее исчерпываются его средства. И он выложит почти все, что может, а цели не достигнет. Ребенок все это "скушает" очень быстро и дальше живет так же, как и жил. Мы ему даем более сильные лекарства, он их все поглощает, но они не действуют на него. Он не чувствителен к этим лекарствам, он не воспринимает ничего. Это такая степень окаменения совести, которая просто поражает. Отказывается, с верующим ребенком священник уже не может найти никакого адекватного языка. Он начинает искать другой путь, он сердится на ребенка. Но как только он начинает сердиться, теряется контакт с ним вовсе. И такой ребенок часто говорит: "Я больше к нему не пойду, к этому отцу Ивану. Ну что он все время сердится и тут на меня сердятся и там на меня сердятся"...

Видите, эта проблема является одной из самых трудных для духовника. Здесь нужно очень крепко подумать, чего же тут требуется достичь, к чему надо стремиться. Мне кажется, что нужно стремиться к тому, чтобы как можно дольше оттянуть начало исповеди. Некоторые наивные мамы (таких очень много), если ребенок плохо себя ведет в шесть лет, говорят:

– Батюшка, поисповедуйте его, чтобы он уже начал каяться, может будет лучше.

На самом деле, чем раньше мы начнем его исповедовать, тем это хуже для него. Нужно помнить, что не зря Церковь детям не вменяет их грехи до семи лет (а раньше это было гораздо дольше). Дети не могут быть вполне ответственны за все так же, как взрослые. Тем более что их грехи, как правило, не смертные. Просто они плохо себя ведут. И лучше их допускать к причастию без исповеди, чем профанировать таинство покаяния, которое они не способны воспринять в силу маленького возраста по-настоящему.

Можно поисповедовать такого грешника один раз в семь лет, а потом в восемь лет, и еще раз – в девять. И как можно дольше оттянуть начало регулярной частой исповеди, чтобы исповедь ни в коем случае не становилась привычной для ребенка. Это не только мое мнение, это мнение многих опытных духовников.

Есть и другое очень важное ограничение. Может быть, таких детей, которые явным образом страдают привыканием к святыне, нужно ограничить и в таинстве причащения. В таком случае лучше, чтобы дети причащались не каждую неделю, тогда причащение для ребенка станет событием. Я скажу вам о своем личном опыте. Когда я был маленьким (было еще сталинское время), вопрос стоял так: если я буду ходить в церковь постоянно, то меня обязательно увидят школьники, которые живут рядом, мои одноклассники, об этом сообщат в школу, и тогда, скорее всего, посадят моих родителей, а меня выгонят из школы. Я вырос в верующей семье, и мои родители были верующими с рождения, среди наших родственников почти все сидели в тюрьмах, дед мой три раза сидел в тюрьме, в тюрьме и скончался: так что была реальная опасность, ходить в церковь часто было невозможно. И я помню каждый мой приход в церковь. Это было для меня великим событием. И, конечно, речи быть не могло о том, чтобы там шалить... Если хотите, я считанные разы в детстве ходил в церковь. Это было очень трудно, поэтому это был всегда огромный праздник. Я прекрасно помню, каким великим событием была для меня первая исповедь. Потом вторая (наверное, через год), в общем, за все свое детство я исповедовался несколько раз, как и причащался несколько раз за все свое детство. Много лет я просто не причащался или причащался крайне редко, каждый раз это нужно было выстрадать. Причастие Святых Христовых Тайн и во взрослом возрасте я переживаю как событие для себя великое. И никогда иначе не было. И, конечно, я благодарю Бога, что Господь не дал мне привыкнуть к святыне, привыкнуть к церкви, к церковной жизни.

Как это ни странно, условия гонений, которые помешали очень многим быть верующими, были более благоприятны для тех, кто все-таки был в церкви. Сейчас не так. Скажу, что меня мама приучила молиться с самого рождения, как только я себя помню, я помню, что молился Богу каждый день утром и вечером. Я помню, что она учила меня читать "Отче наш" и "Богородице Дево", и я читают эти молитвы почти до взрослого возраста. А потом еще "Верую" добавилось и несколько слов своих, когда я поминал близких, родных. Но вот такого: утренних молитв и вечерних – я не читал в детстве до довольно позднего времени, То есть, я стал их читать, когда захотел это сам делать, когда мне показалось, что моей молитвы недостаточно, захотелось посмотреть книги церковные, и я увидел там утренние и вечерние молитвы и сам их для себя открыл, нашел и стал читать по собственному желанию.

Я знаю, что сейчас во многих семьях все не так. Сейчас наоборот родители как можно раньше стараются своих детей заставить как можно больше молиться. И отвращение к молитве возникает в удивительно быстрые сроки. Я знаю, как один замечательный старец, прямо писал по этому случаю уже большому ребенку: "Не нужно столько молитв тебе читать, читай только "Отче наш" и "Богородице Дево, радуйся", а больше ничего не читай, больше ничего не нужно".

Нужно, чтобы ребенок святое, великое получал в таком объеме, в каком он способен переварить. В чем тут причина? Мою мать воспитывали в верующей семье. И она учила меня так, как учили ее. Она помнила свое детство и учила своих детей по памяти. Как это обычно бывает в жизни. А потом произошел разрыв непрерывности духовного опыта и несколько поколений выпало из церковной жизни. Потом они обретают церковную жизнь уже во взрослом возрасте. Когда приходят взрослые девушки или женщины, то им уже дают, естественно, правила большие, они каются по-настоящему. И когда они выходят замуж, и появляются у них дети, – они своим детям дают все то, что когда-то дали им, когда они пришли в церковь. Очевидно, так происходит. Они не знают, как воспитывать детей, потому что их в детском возрасте никто не воспитывал в жизни церковной. Они стараются детей воспитать так, как воспитывают взрослых. И это роковая ошибка, которая приводит к самым плачевным результатам.

Я прекрасно помню одну знакомую моей матери из близкой церковной семьи, у которой было много детей. И помню, что она своих детей с самого детства водила в церковь. Но как? Она приводила детей обычно к моменту причастия, или совсем незадолго до причастия. Они входили в церковь, где они должны были вести себя абсолютно благоговейно, там нужно было на цыпочках пройти, сложивши ручки, причаститься и сразу из церкви уходить. Она не давала им в церкви ни одного поворота головы сделать, ни одного слова сказать. Это святыня, это святая святых. Вот это она прививала своим детям и они все выросли глубоко верующими людьми.

У нас теперь не так делается. У нас мамы хотят молиться Богу, хотят простоять всю всенощную, а детей некуда деть. Поэтому они приходят в церковь с детьми, здесь отпускают их, а сами молятся Богу. И думают, что детьми должен заниматься кто-то другой. И дети бегают по храму, вокруг церкви, безобразничают, дерутся в самом храме. Мамы молятся Богу. В результате получается атеистическое воспитание. Такие дети легко вырастут революционерами, атеистами, людьми безнравственными, потому что у них убито чувство святыни, благоговения у них нет. Они не знают, что это такое. Причем у них выбили самое высокое – святыню в самом ее высоком выражении. Даже церковь, даже литургия, даже причастие Св. Христовых Таин – уже ничто для них не свято. Каким еще авторитетом можно будет их потом поворотить к церкви, – неизвестно.

Вот поэтому, мне кажется, что очень важно детей ограничивать в их посещении Церкви, в количестве посещений, и во времени посещений. И, может, в причащении, в исповеди. Но это очень трудно, потому что как только мы начнем детей причащать без исповеди, поднимется возмущение, скажут: "Как это, разве можно без исповеди причащаться после семи лет?"

И вот дисциплинарная норма, которая введена была для взрослых, и которая тоже имеет в себе некоторую неправильность, для детей оказывается губительной. Нужно так повернуть жизнь детей, чтобы они свою церковную жизнь заслужили. Если уж не выстрадать, то заслужить. Нужно как-то потрудиться для того, чтобы было можно пойти в церковь.

Очень часто бывает так, что ребенок в церковь идти не хочет, но мама хватает его за руку и тянет его за собой:

– Нет, пойдешь в церковь!

Он говорит:

– Я не хочу причащаться.

– Нет, ты будешь причащаться!

И вызывает этим уже полное отвращение ко всему у ребенка. Ребенок начинает кощунствовать и богохульствовать прямо перед Чашей и бить мать руками и ногами и рваться от Чаши. А должно быть как раз наоборот. Ребенок говорит:

– Я хочу причащаться!

А мать говорит:

– Нет, ты не будешь причащаться, ты не готов, ты плохо вел себя эту неделю.

Он говорит:

– Я хочу поисповедоваться.

А она говорит:

– Нет, я тебе не позволяю, ты не можешь идти в церковь, ты должен это заслужить.

Бывает, детей берут из школы, чтобы они пошли на праздник церковный. И вроде бы это хорошо и хочется, чтоб они приобщились к празднику и благодати Божией. У меня у самого дети, я сам так делаю, поэтому очень хорошо это понимаю. Но здесь есть опять-таки очень большая проблема. Это только тогда хорошо, когда ребенок это заслужит. А если он всегда может пропустить школу и идти на праздник, то для него этот праздник уже делается праздником потому, что он школу прогуливает, а не потому, что это, скажем, Благовещение, или Рождество, или Крещение, потому что ему сегодня не нужно идти в школу и готовить уроки. То есть это все девальвируется и профанируется беспредельно. И это недопустимо. Может быть, лучше, полезнее для души человека, для души ребенка, сказать:

– Нет, ты не будешь на празднике, ты пойдешь в школу и будешь учиться.

Пусть он лучше в своей школе плачет о том, что он не попал на Благовещение в храм. Это будет полезнее для него, чем прийти в храм и в храме совершенно ничего не ценить, ничего не чувствовать. Все должно в жизни ребенка быть переосмыслено с этой точки зрения.

И исповедь должна быть не столько уговорами, священник не столько должен стыдить, сколько он должен поставить все на свои места. Ему нужно брать на себя смелость вопреки родителям, сказать:

– Нет, пусть ваш ребенок в церковь пока не ходит.

Спокойно, не сердиться, не уговаривать, но сказать:

– Такие дети нам в церкви мешают. Пусть Ваш ребенок приходит в церковь, причащается раз в несколько месяцев...

Когда молодой человек хочет уклониться от армии, то и родители всячески пытаются его уберечь, спасти. А духовник говорит:

– Нет, пусть идет служить. Это для него будет полезнее.

Так и здесь. Ребенку нужно поставить суровые условия, чтобы он понял, что церковь для него – труднодостижимая цель.

На исповеди духовнику следует общаться с ребенком с большой любовью. Не быть занудным, строгим воспитателем, постараться донести до ребенка, что он его понимает, понимает все его трудности, должен ему сказать:

– Это все, конечно, так. Действительно тебе трудно, действительно ты не справляешься. Но это что значит? Это значит, что тебе не нужно причащаться каждую неделю. А раз так, то приходи через месяц или через два. Может быть, ты придешь по-другому.

Нужно с ребенком поговорить совершенно серьезно и заставить родителей все это поставить на свои места.

Церковь может быть лишь великим, радостным, праздничным и трудным переживанием. Церковная жизнь и исповедь должны стать для ребенка вожделенными, чтобы ребенок общение со своим духовным отцом воспринимал как нечто очень-очень для него важное, радостное и труднодостижимое, очень долгожданное. Это будет так, если священник сумеет в нужный момент найти с ребенком личный контакт.

Очень часто приходится пережидать переходный возраст, приходится дотягивать до 14, до 15, до 16 лет. Не всегда, но бывает так. Особенно с мальчиками, они бывают невозможными шалопаями, и с ними серьезно говорить просто невозможно. Нужно разумно ограничивать их пребывание в церкви и участие в таинствах. А потом наступит время, когда можно будет сказать:

– Ну вот ты теперь большой, ты вырос, давай поговорим серьезно...

И складывается какая-то общая жизнь с духовником, личные отношения на серьезном уровне, которые для подростка становятся очень ценными.

Все вышесказанное о детях можно резюмировать очень кратко. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы исповедь становилась для детей просто частью церковного быта. Если так случится, то это профанация, это очень трудно исправимая беда. Поскольку мы не всегда имеем возможность делать то, что нам кажется нужным, мы должны быть в общем русле, а у нас в церкви фактически допускается общая исповедь, можно объяснить ребенку, что если он знает, что у него нет тяжелых грехов, то в этот раз он должен довольствоваться разрешительной молитвой. Теперь перейдем к аналогичной проблеме со взрослыми. Для священника бывает большой-большой радостью, когда приходит какой-то грешник или грешница, после каких-то несчастий или жизненных катастроф, которые заставили их пересмотреть свою жизнь и обрести веру. Он или она приходит обычно с очень тяжелыми грехами и плачет у аналоя о своих грехах. И священник чувствует, что этот человек пришел покаяться по-настоящему, и вот сейчас, начинается его новая жизнь. Такое покаяние бывает для священника действительно праздником. Он чувствует, как благодать Божия проходит через него и обновляет этого человека, рождает его для новой жизни. Именно в таких случаях священник понимает, что такое таинство покаяния. Это действительно второе крещение, это действительно таинство обновления и соединения с Богом.

Такие случаи бывают, и не так уж редко. Особенно, когда приходят люди взрослого возраста.

Но потом человек становится обычным христианином. Он стал часто ходит в церковь, часто исповедуется и причащается, и со временем к этому привыкает.

А может быть, это тот самый ребенок, который вырос в верующей семье, а теперь стал взрослым. Может быть это какая-то хорошая целомудренная девушка. Хорошая, светлая, посмотришь на нее – загляденье. Но при этом она вовсе не живет духовной жизнью. Не умеет каяться, не умеет исповедоваться, не умеет причащаться, не умеет молиться. Она вычитывает какое-то свое правило, часто причащается, но при этом не умеет делать это как должно. Духовной работы у нее нет.

Такие люди, разумеется, не ведут себя как дети. Они не бегают по храму, не разговаривают и не дерутся.

У них есть привычка отстаивать все службы. Если с детства, то это уже довольно легко, это становится потребностью. И можно простоять так всю жизнь в церкви и быть хорошим человеком в общем-то. Ничего плохого не сделать, не убить, не наблудить и не украсть. Но духовной жизни при этом может и не быть.

Можно всю жизнь ходить в церковь, причащаться, исповедоваться и так ничего не понять по-настоящему, не начать жить духовной жизнью, работать над собой. Это бывает очень-очень часто. И, слава Богу, этому мешают скорби, которых довольно много в нашей жизни. Какие-то тяжелые переживания, даже тяжелые грехи, падения оказываются промыслительно допущенными в жизни человека. Недаром есть такая пословица: "Не согрешишь – не покаешься".

Оказывается, человек, который вырос в церкви, нередко для себя обнаруживает, что такое настоящее покаяние только тогда, когда как-то тяжко согрешит. До тех пор он тысячу раз ходил на исповедь, но никогда не понимал, никогда не чувствовал, что это такое. Это, конечно, не значит, что нужно желать, чтобы все впадали в тяжкие, смертные грехи. Это означает необходимость того, чтобы наша церковная жизнь была очень рельефной. Она должна быть обязательно чем-то трудным, чтобы человек начал внутренне работать. И задача духовника уследить за тем, чтобы человек работал, трудился, чтоб он не просто осуществлял какую-то свою привычную бытовую схему, отбывая какие-то праздники, какие-то службы. Нужно, чтобы у него была цель, чтобы он этой цели достигал. Каждый человек должен иметь свою программу духовной жизни.

1640263510-90580594.jpg

   
ОтветитьЦитата
Евгения
Estimable Member Admin
Присоединился: 2 года назад
Записи: 206
Создатель темы  

ДЕТСКАЯ ИСПОВЕДЬ

 

    

Как часто причащать детей? Каким образом подготовить ребенка к первой исповеди, не нарушая его свободу, но подсказывая и направляя? На эти и другие вопросы отвечает игумен Киприан (Ященко).

Три этапа определяют духовную основу человека еще до его рождения. Первый – это родовой грех или родовая добродетель, и вообще наследственность. И ученые и богословы дискутируют на эти темы до хрипоты. Однако яблоко от яблони недалеко падает. И если взять родословную человека, то, оказывается, существует если не предопределение, то определение в некоторых его душевных наклонностях и духовных потребностях. У родственников встречаются похожие лица, походка, даже образ действия, деятельности. И определяются они именно генетическими, родовыми связями.

У Константина Дмитриевича Ушинского есть очень много идей на эту тему. Он, в частности, говорил о том, что у каждого народа есть своя родовая память, и считал, что у русского народа она связана непосредственно с Православием, что это – народ-богоносец, в нем генетически заложена идея Бога и Его почитания. Данная мысль красной нитью проходит через многие произведения этого величайшего педагога. Более того, он говорил: если вы хотите, чтобы образование было эффективным, оно должно опираться на народную традицию, народную генетическую память. Если мы будем постоянно упоминать о добродетелях, о божественных истинах, то в России ребенок это очень быстро усвоит, и вообще весь наш народ к этому сензитивен, чувствителен.  

 

На исповеди

   

Помимо родовой памяти мы с вами говорили о зачатии. Далеко не все равно, как подходят родители к зачатию и какой духовный смысл в это вкладывается.

Третий способ искалечить ребенка, или, наоборот, его как-то духовно развить – это внутриутробный период. Мы приводили с вами ряд примеров, подтверждающих, как обстановка в доме, духовная жизнь носящей матери непосредственно связаны с духовной жизнью ребенка.

Но вот ребенок появляется на свет. Это уже четвертый период – само рождение и то, что происходит сразу после него.

Пятый период – до трех лет. Его можно дробить: первые 10 месяцев, до года, потом дальше. В нескольких святоотеческих трактатах целые страницы посвящаются вопросу пеленания младенцев как некоему духовному воспитательному акту. Так пеленать или не пеленать? Какой духовный смысл в пеленании? Общедуховный принцип таков: если хочешь погубить человека, дай ему полную свободу. А здесь ребенок вообще пока не может собой управлять. Определенная степень свободы дается ему со временем, по мере взросления. Это не значит, что его запеленали и больше не развязывают; его разворачивают сначала на короткое время, потом на более продолжительное – свободу нужно давать постепенно, поэтому и требуется пеленание.

Затем дошкольный период – до шести лет. В этом возрасте ведущий вид деятельности – игра. Но в дошкольном периоде вполне можно привлекать ребенка и к самообслуживанию. При этом часто требуется синергия, что-то нужно делать вместе. Ребенок уже может мыть чашки, убирать у себя в комнате, иметь множество обязанностей по дому, по своему личному самообслуживанию.

Школа как бы разделяет жизнь человека на «до» и «после». С шести–семи лет он идет в  первый класс, и начинается новый период его жизни. С шести до 11–12 лет – младший школьный возраст. Каковы его особенности? Во-первых, появляется исповедь. Раньше малыша даже не исповедовали, просто приносили и причащали. Почему не было никакого спроса с ребенка, даже если он шалил? А у него сознание еще не сформировано, не развиты самоидентификация, ответственность за поведение в силу возрастных причин.

Потому что грех, это когда человек говорит: да будет воля моя, а не Божия. А ребенок если и делает что-то, то скорее по воле родителей, подражая им, как обезьянка. У маленького человека вообще огромная подражательная способность. Я как-то спросил у академика Василия Васильевича Давыдова (1930–1998), замечательного психолога и педагога, о том, как коротко можно определить, что такое гениальная личность. И он очень оригинально ответил: «Это, – говорит, – гениальная подражательность». То есть человек находит образец и гениально ему подражает, уподобляется этому образцу. Только вопрос, каков образец.

Почему именно с 6 до 11 лет возникает такое явление, как исповедь? С 6 лет у ребенка появляется абстрактное мышление. Он начинает читать, писать, то есть мысли, звуки вкладывает в буквы, слоги. И вот некоторые свои негативные действия человек начинает оправдывать: если согрешил, что-то сделал не так, значит, это не он виноват, а кто-то ему помешал поступить правильно.

Если до шести лет он жил и кому-то подражал, и у него была естественная молитва, то теперь начинается жизнь, опосредованная умом. Ребенок уже, прежде чем делать, думает, а, сделав, опять размышляет. У него появляется рациональное мышление. Возникает некая инстанция, которая выступает в роли тормоза, мотивирует его деятельность и одновременно выполняет функцию ответчика. Совесть начинает говорить внятно. И если все нормально, это очень совестливые дети. Если у них предыдущее развитие проходило успешно, апелляция к совести детей младшего школьного возраста – очень мощный духовный рычаг. Вопрос для размышления: «А по совести ты как поступил – хорошо или плохо?» – очень легко отрезвляет, ставит ребенка на место. А что такое совесть? Это Бог, который находится в душе человека. Поэтому апелляция к Богу через совесть – это важнейший педагогический инструмент в младшем школьном возрасте.

 

Игумен Киприан (Ященко), 2009 г.Игумен Киприан (Ященко), 2009 г.    

В целом этот возраст уникален тем, что дети очень легко осваивают Священное Писание, церковную историю, многие житийные тексты. Можно встретить ребят, которые наизусть воспроизводят главы Евангелия.

В сердце человека входят слова, образы, в том числе музыкальные, художественные. К сожалению, и телевизионные, и кинообразы. Ребенок может и в Александра Невского играть, и в Чингачгука, и в Джеймса Бонда – в зависимости от того, какой образ является его идеалом.

Наверное, нужен детский Катехизис. Ребенка надо привести к истине, чтобы он твердо стоял в вере, знал о Боге, понимал литургические и требные моменты, умел отвечать на те нравственные вопросы, которые ставит современная жизнь. Конечно, есть древние катехизисы – святителей Кирилла Иерусалимского, Филарета (Дроздова). Там, в частности, разбирается, что дуэль – это грех. Сейчас это, конечно, не так актуально.

Софья Сергеевна Куломзина (1903–2000) считала, что главная педагогическая задача – чтобы божественные истины стали внутренним мотивом деятельности ребенка. Необходимо, чтобы знания превратились в реально действующую силу. Это – передовая линия фронта. И это возможно.

Многие детки воспринимают веру в младшем школьном возрасте. Исповедуя ее, они могут быть крепкими миссионерами. У ребенка – великая сила убеждения. Вера – горит! Мало кто может устоять. Может быть, он столько не знает, сколько взрослый миссионер, но он на своем детском языке за пять минут может убедить, что Бог есть, пристыдить человека, сказать, что тот – нехристь и что так дальше жить нельзя, нужно срочно исправляться.

В одном из московских детских домов мы познакомились с мальчиком Сережей. У него – ярко выраженная направленность: «Я буду священником, поступлю в семинарию». Он уже изготовил колокольню, иконостас. И к чему он ни прикасается – все время и со всеми говорит о Боге.

Конечно, это возраст определений, когда то, что было в игре, теперь закрепляется в реальной, учебной познавательной деятельности. Она ведет человека, который из домашнего ребенка становится учеником, у него появляются новый статус, портфель, форма. В этом возрасте меняются и авторитеты.

Что такое авторитет? Это тот человек, от которого информация не фильтруется, – ребенок принимает все на веру. У нас тоже есть люди, которым мы доверяем, и что бы от них ни исходило, мы принимаем это с большой степенью доверия. До какого-то момента авторитетами были родители. Теперь – священник, учитель. Иногда возникает конфликт, ножницы между тем, что говорит Мария Ивановна в школе и мама дома. Как разрешать этот конфликт? Если учитель в чем-то разбирается лучше, точнее – тогда надо ориентироваться на учителя. Если он – безбожник, тогда мама должна пояснить, что есть совесть, есть Господь…

Сейчас светские учителя биологии жалуются: «Мы говорим, что человек от обезьяны произошел, а дети смеются. До чего довели, подрывают авторитет». Многие ученики, причем в разных концах страны, дают один и тот же ответ эволюционистам: «Ну, может, – говорят, – вы и произошли от обезьяны, а мы все-таки от Бога».

В школах введены Основы религиозной культуры, однако мировоззренческую платформу это не меняет. Есть биология, физика, там безбожия вполне достаточно. Есть два совершенно разных мировоззрения – атеистическое безбожное и библейская картина мира, которая не противоречит науке.

Дети в 14–16 лет должны четко понимать, что науки в школе – это одно, а духовная составляющая – другое. Это как две руки. Человек, если он ходит в школу, должен знать математику или физику, но это совершенно не противоречит его вере.

В некоторых школах детям дают две картины происхождения мира – библейскую и эволюционную – и говорят: «Вы должны знать и ту и другую, и на экзамене их изложить. Но лично вы можете выбрать тот или другой способ объяснения мира». Это самое корректное, самое цивилизованное, что сейчас существует.

Нам важно, что в школьном возрасте формируются основы духовного мировоззрения, здесь происходит оглашение, первая исповедь.

Один ребенок боялся идти на исповедь. Как только речь зашла о том, чтобы исповедаться перед причащением, он несколько месяцев вообще отказывался принимать Причастие. Надо, чтобы дети не боялись, а батюшки, понимая, что ребенок пришел в первый раз, находили, как человека разговорить. Сейчас тот мальчик на исповедь ходит чуть ли не каждую неделю, так часто он не причащается. Тут важно просто подтолкнуть, а дальше – чтобы все шло само.

Если родители ходят постоянно в храм, то ребенок смотрит: а что папа с мамой делают? Начинается объяснение, что исповедь полагается с такого-то возраста. Он задумывается: «Я еще не в том возрасте». Ребенок даже стремится к тому, чтобы побыстрее настало это время.

Можно ли раньше исповедовать ребенка? Можно – в качестве поощрения. Приходит малышня, дети наклоняют головы под епитрахиль, крестик им даешь, некоторые что-то лепечут. Психологически мы их уготавливаем, располагаем к тому, чтобы они могли исповедовать свои грехи, когда придут в полное сознание.

Но, конечно, здесь очень много перегибов. Иногда дети приходят на первую, вторую исповедь, приносят полный перечень грехов за неделю, написанный хорошим почерком мамы или папы. В идеале родители должны быть подсказчиками, задавать вопросы, как Господь Бог – Адаму: а не делал ли ты этого? а как ты считаешь – это грех или нет? а по совести ли ты поступил? Это приготовительные вопросы для того, чтобы ребенок мог исповедоваться.

Есть разные точки зрения по поводу того, как часто необходимо бывать на исповеди, сколько раз причащаться, как поститься. Если взять три авторитетных руководства на Рождественский пост: в одном пишется, что пост Рождественский полагается без рыбы, в другом – что рыба разрешается в субботу и воскресенье, а в третьем – что рыбу можно есть во все дни, кроме среды и пятницы. Область обрядовых действий – очень широкая, с разнообразной практикой.

Конечно, общий принцип, чтобы свобода воли ребенка все-таки никак не нарушалась. Но хорошо бы родителям организовать покаянные беседы с детьми, ключевыми словами наметить будущую исповедь, чтобы потом они могли рассказать все с обстоятельствами. Очень важно, чтобы ребенок определил свою личную вину, если это возможно. Грубейшая ошибка (и у взрослых, кстати, тоже) – это простое называние, перечень «проделанных грехов». А в чем моя личная вина – не говорится.

Это, конечно, такой особый совместный труд, и если мы приучим ребеночка исповедоваться, это будет великое дело, задел на всю его жизнь, он сможет каяться, очищаться.

Для ребенка, который только начал сознательно исповедоваться, родители, священник определяют, как часто ему подходить к Чаше. Причастие – это праздник для ребенка. Он основательно готовится, морально настраивается, кается, может быть, даже переодевается в праздничную одежду. Должна быть атмосфера семейного праздника. Неделю, две, может быть, месяц идет подготовка, ребенок и все вокруг постепенно понимают, что на этот праздник Бог в Причастии войдет в плоть и кровь человека. И будет происходить великое Таинство. В этом случае оно и действенно, и сокровенно. Если в силу каких-то семейных или храмовых традиций, некой нерасположенности самого ребенка это происходит редко, по большим праздникам – не надо здесь нарушать его волю. Даже если он причащается один раз в пост, Причастие – это глубокое действие, которое оказывает влияние и на эту жизнь, и на будущую.

Другая ситуация, когда ребенок вообще каждый день хочет причащаться. Может быть, его приучили в младенчестве, храм был рядом, носили часто, у него возникла потребность в частом Причастии. И если он делает это искренне, с благоговением – то может быть и такая традиция. Здесь действительно нет строгих правил, первые христиане каждый день, на каждой литургии причащались. Было ненормально, если кто-то не причастился. Но мы же не первые христиане, у нас другая сейчас традиция. Существует какой-то минимум – один раз в год. Меньше, наверное, будет вредно.

Вполне нормально, если Причастие совпадает с праздником или воскресным днем. На каждый месяц выпадает два–три больших православных праздника, которые могут быть поводом для Причастия. Конечно, идеально, если вся семья, вся малая церковь освящается и причащается.

Публикуется с сокращениями

 

Игумен Киприан (Ященко)
Записала Ольга Каменева

Источник: Журнал "Покров"

23 ноября 2020 г.


   
ОтветитьЦитата
Евгения
Estimable Member Admin
Присоединился: 2 года назад
Записи: 206
Создатель темы  

Особенности детской исповеди

…К исповеди подходит отрок лет десяти, достает из кармана аккуратно сложенную записочку и начинает читать свои грехи: «Гордыня, тщеславие, нет любви к Богу... не сижу на месте, с утра до ночи смотрю телевизор...». Чувствуете, кто стоит за этой исповедью? Конечно, мама. Это мама написала за сына его грехи. Кстати, если оглянуться, то можно увидеть и саму маму. Она стоит неподалеку, за его спиной и наслаждается тем, как ребенок аккуратно и хорошо вычитывает грехи, ею же написанные… После того как ребенок закончил читать, я попросил у него записочку и, разорвав, сказал: «Все это написала твоя мама». — «Да нет, батюшка, я сам написал», — возразил мне ребенок. — «Написал ты, конечно, сам, но диктовала тебе мама». — «Да, это правда», — ответил он. «А теперь скажи мне, Саша, были ли у тебя какие-то плохие дела? (Значение слова «плохо» он понимает.) Что тебе подсказывает твое маленькое сердце? Скажи то, что можешь сказать, а если стесняешься, так и скажи: «Стесняюсь сказать словами, но сожалею о сделанном»«. И мальчик стал перечислять совсем простые грехи: уронил, разбил. Куда-то подевались сразу и гордыня, и тщеславие, и отсутствие любви к Богу. Мальчик каялся в том, что не помогал маме, огрызался...

А после прочтения над ребенком разрешительной молитвы подошла ко мне его мама и стала жаловаться на сына: «Вы знаете, батюшка, он у меня исповедуется каждый месяц и все равно продолжает грешить. Вот какой у меня сын-то нехороший. Не может отказаться и от одного, и от другого... И причащается он, и исповедуется, и все равно продолжает грешить. Сколько раз я ему говорила, чтобы он исправился, а он — никак». Еще сказала мне, что сын ее исповедуется неискренне. Как будто есть у нее прибор для измерения искренности исповеди.

Но особенность детской исповеди (если исповедь действительно детская, а не материнская) как раз в том и состоит, что она непосредственна, искренна и правдива, и если мы будем это поддерживать, то ребенок, исповедуясь, будет меняться. Если правда и непосредственность, с которой говорят дети, останутся в их душах, то и они исправятся, ну а если будут, как попугаи, повторять, что им сказали другие, исправление затянется.

Дети часто молчат на исповеди. Священник спрашивает: «Ну ты хоть каешься?». «Я не знаю», — отвечает ребенок. Но, я думаю, даже на молчаливого ребенка можно наложить епитрахиль и простить ему грехи. И молчание их считается покаянием.

Очень важно дать ребенку ощущение свободы. Ты – свободен и поэтому вправе сам выбирать — зло творить или добро, и ты вправе исповедоваться так, как ты считаешь нужным. Если чувство свободы подавить в детстве, внушая ребенку, что и как он должен говорить на исповеди, то он станет не лучше, а хитрее. Это само по себе насилие над духом человека. Когда мама или священник из-за псевдолюбви заставляют детей на исповеди говорить «как надо», не учитывая их возрастные психологические и психиатрические особенности, то первое время ребенок поступает так, как от него требуют, но потом, как правило, отходит от храма, потому что это — не его волеизъявление.

В моей практике было очень много примеров тому, как, взрослея, ребенок отходил от церкви, а мама удивлялась: «Мы с самого раннего детства ездили по монастырям, источникам, молились, а сейчас ребенок даже слышать не хочет о храме». А почему? Потому, что не внесена была радость в церковную жизнь через маму. Не внесено было чувство свободы, особенно необходимое для мальчика. Были нарушены главные каноны Православной Церкви — любви и свободы. Я бы даже поставил сегодня свободу на первое место. Потому ребенок и отходит от веры, что буквой убивается дух. Потом, может быть, и вернется в Церковь молитвами матери, собственными страданиями, искушениями. Но мы уже сейчас должны трудиться над тем, чтобы детскую душу наполняла радость от посещения храмов, богослужений, формировать в ребенке чувство свободы и любви.

А теперь самое главное. Исповедь — это тайна, и тайна, дорогие мои родители, сия велика (Еф. 5, 32). На исповеди присутствуют исповедующийся, священник и Господь. Что именно вкладывает Господь в душу исповедующегося, в сердце священника, неизвестно никому. Только одному Богу. Хорошо или плохо прошла исповедь, правильно или неправильно каялся исповедующийся, судить не имеет права никто, потому что это – Таинство, и как оно свершилось и свершилось ли оно, не знает никто: ни священник, ни тот, кто исповедуется, а только Бог…

Мы можем подготовить ребенка к исповеди, рассказать ему, что есть плохо, что есть хорошо, что мучит совесть, что не мучит совесть, за что сердце болит, за что не болит, но поучать ребенка тому, как надо каяться, мы не имеем права. Почему? Да потому, что у нас самих-то исповедь слабая. Если бы у нас была большая вера и сильная исповедь, мы могли бы горы двигать и после покаяния не грешить. Но мы слабы, и говорит с ребеночком о покаянии, скорее, наша немощь, а потому и бываем мы часто похожими на тех, кто, не будучи каменщиком, берется строить дом, не будучи моряком, пытается переплыть бушующий океан.

Все начинается с простого и благоговейного отношения к чаду: оно — создание Божие, и подходить к нему для назидания надо с миром. Отвечая ребенку на вопрос: «Для чего мы исповедуемся?» – можно сказать: «Чтобы быть ближе к Богу, чтобы Господь мог нам помочь». Исповедь – это общение с Богом, а о Боге с ребенком надо говорить просто, искренне, с любовью и без чувства превосходства.


   
Tatiana reacted
ОтветитьЦитата
Поделиться:
[/column]