О Таинстве покаяния Игумен Петр (Мещеринов)

Определение

Одной из важнейших сторон духовной жизни является покаяние. Не всегда, однако, оно понимается православными христианами как должно. В настоящей брошюре мы попытаемся рассмотреть связанные с этим Таинством вопросы, с которыми приходится наиболее часто сталкиваться в пастырской практике.

Сначала дадим определение. Покаяние есть Таинство, в котором христианин, при раскаянии в своих грехах и исповеди их перед священником, получает через него от Бога прощение и разрешение грехов. Мы сразу видим, что для совершения Таинства нужны два действия: 1) раскаяние и исповедь и 2) прощение и разрешение грехов священнослужителем, имеющим от Бога власть прощать грехи. О первом, т. е. о необходимости исповеди, мы читаем в Первом послании Ап. Иоанна Богослова: если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши, и очистит нас от всякой неправды(1 Ин. 1, 9); о втором - в Евангелии от Иоанна: Приимите Духа Святого, сказал Господь Апостолам; кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся(Ин. 20, 22-23).

Тут сразу можно дать ответ на часто задаваемый вопрос: зачем нужно идти к священнику рассказывать о грехах, недостаточно разве покаяться внутри, перед Богом? Мы видим, что нет, недостаточно. Господь дал власть прощения грехов не самому человеку при мысленной исповеди их перед Богом, а Церкви в лице Апостолов и их преемников, т. е. епископов и пресвитеров. Для того, чтобы они узнали те грехи, которые от имени Господа имеют благодать прощать, им нужно их сообщить, сказать, назвать, т. е. исповедать их и засвидетельствовать перед священнослужителем свое в них раскаяние.

Все церковные Таинства созидают человека как члена Тела Христова, как Церковь; это особенно касается Таинства Покаяния. Грех разлучает человека с Богом и Его Церковью; в Таинстве Покаяния происходит прощение грехов и воссоединение человека с Церковью. Поэтому только в церковном священнодействии, а не самостоятельно, совершается избавление человека от греха, в котором он кается. Вне Церкви, даже если человек искренне сокрушается о своих грешных делах, - разрешения от них ему взять неоткуда.

Сразу перед нами встает вопрос - что же такое грех? Чем он страшен? Выяснив это, мы поймем, что, собственно, происходит в таинстве.

Что такое грех?

Грех есть беззаконие, - определяет апостол Иоанн Богослов (1 Ин. 3, 4), то есть нарушение воли Божией. Это нужно правильно понимать. Нарушить волю Божию - это не начальника на работе ослушаться. Воля Божия не есть некая директива, указ, формально принуждающий нас к чему-либо. Воля Божия есть всесозидательное действие Бога, то, на чем держится мир, всё бытие. И мы знаем из Священного Писания, что воля Божия - не какая-то равнодушная всемогущая сила, но - благая, угодная и совершенная (Рим. 12, 2). Если мы нашими делами, мыслями, чувствами соответствуем воле Божией, любим ее, ищем ее, творим ее, - мы тем самым приобщаемся изначальной гармонии мироустройства, благу, добру, совершенству и пребываем в богоустановленном чине и порядке, соответствуем Богу и божественной жизни и приобретаем мир, спокойствие совести, внутреннее (а нередко и внешнее) благополучие, блаженство и бессмертие. Если же мы волю Божию нарушаем, то тем самым мы идем против Божьего порядка мироустройства, т. е. разрушаем, портим и извращаем самих себя и мир. И это не какие-то мысленные выкладки: это объективное положение вещей. Апостол Иаков пишет: сделанный грех рождает смерть(Иак. 1, 15), то есть разрушение и уничтожение, по причине отделения от абсолютного Добра, Правды, Любви и Порядка, т. е. от Бога.

Возникает вопрос: а как нам узнать волю Божию? Она открыта нам в Священном Писании, прежде всего - Нового Завета. Если мы будем усердно читать и изучать эту главную книгу Церкви, то мы ясно увидим описываемое в ней должное и недолжное нравственное и религиозное состояние человека, и, прикладывая прочитанное к себе, сообразуем нашу жизнь с волей Божией.

Сделанный грех нарушает законы бытия - прежде всего духовные законы, и, следовательно, для человека он влечет за собою неизбежную ответственность. Если человек выйдет из окна 15-го этажа, имея желание пройти по воздуху до соседнего дома, то он упадет вниз - таковы законы физического мира; совершенно несущественно, что человек думает и считает. Так и в духовной сфере: если человек идет против законов Божиих, то - вменяет он себе в грех это противление Богу или нет - он пожинает определенные последствия, например, для гордости - отступление благодати и предание бесам, для блуда - разрушение души, нарушение целости человека, и проч.

Конечно, грехи бывают разные, есть грех не к смерти (1 Ин. 5, 16), - но любой грех - коль скоро он совершён - извращает, меняет в худшую сторону Божий порядок, разлучает человека от Бога в той или иной степени, и влечет за собою последствия. Но воистину Любовь Божия превосходит всякое человеческое несовершенство и немощь. Господь Иисус Христос в Своей Церкви дал нам великое и удивительное Таинство Покаяния; и теперь, если человек осознает свой грех, кается, исповедует его и получает в Церкви разрешение от него, - то действием этого Таинства грех уничтожается, изглаживается из бытия, а душа исцеляется и получает благодатные силы на борьбу с грехом; главное же, что происходит - восстанавливается общение между Богом и человеком.

Два вида покаяния

Но покаяние - это не только Таинство. Покаяние есть, прежде всего, внутреннее действие, внутренняя работа человека, которая готовит и приводитего к Таинству. Здесь можно различить, во-первых, покаяние как вхождение (или возвращение) в Церковь от греховной жизни, и, во-вторых, покаяние как делание человека уже церковного, т. е. как нравственное усилие души в борьбе с грехом и в понуждении себя на добро.

1. Покаяние как вхождение в Церковь. Евангельская проповедь началась не иным чем, как призывом к покаянию. Исполнилось время и приблизилось Царствие Божие: покайтесь и веруйте в Евангелие (Мк. 1, 15), - это первое, что сказал Господь, выйдя на проповедь. До этого к покаянию призывал св. Иоанн Предтеча, - и даже крестил в покаяние, т. е. совершал символическое омовение водою в знак очищения от исповеданных ему грехов. Апостольская, т. е. церковная, проповедь также началась с увещевания о покаянии. После сошествия на Апостолов Святого Духа, в первой же своей проповеди апостол Петр сказал: покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов, - и получите дар Святого Духа(Деян. 2, 38). Покайтесь и обратитесь, чтобы загладились грехи ваши(Деян. 3,19). В Священном Писании покаяние полагается необходимым условием для обращения к Богу и для спасения. Господь говорит: если не покаетесь, все так  жепогибнете (Лк. 13, 3). Покаяние радует Бога и угодно Ему: такна небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии(Лк. 15, 7).

О чем здесь идет речь? Греческое слово «метанойя»,которое стоит в оригинале во всех процитированных отрывках Нового Завета, означает буквально «передумать», а смысл этого понятия - изменение сознания. Этим словом передается нечто большее, чем просто процесс умственной деятельности, здесь подразумевается намеренное «обращение», в котором участвуют сердце, воля и сознание; это «изменение образа мыслей, приводящее к изменению поведения», причем подразумевается здесь именно религиозный аспект - обращение от греха и лжи к Богу, истине и добру. Таким образом, покаяние в собственном смысле слова есть изменение сознания и решительная перемена всей своей жизни, осознание своих грехов и оставление их, обращение к Богу и устроение своей жизни на новых, евангельских началах. Покаяние предполагает определенное состояние души, - когда человек осознает и чувствует свою недостаточность без Бога, падшесть, опасность от греховного состояния, пленения себя грехом, «болезни» им - то, что святитель Феофан Затворник называет «крайней бедой без Бога»; вместе с тем - нежелание больше жить по-старому, нужду во Враче, жажду исцеления души.

Когда на такую почву, на такое настроение души падает благодатное семя Евангельской проповеди, тогда человек обращается к Богу, - не только мыслью, но и всем сердцем принимает Бога, заполняя и освящая Им всю свою жизнь. Такое обращение к Богу происходит прежде всего через принятие Таинства Крещения; в наше время многие люди, крещенные в детстве, но не воспитанные, как христиане, заглушившие благодать Крещения нехристианской жизнью, входят в Церковь через Таинство Покаяния. В этом смысле оно называется «вторым крещением» или «восстановлением, возобновлением Крещения». В древности христиане, впадшие в тяжелые, смертные грехи, воссоединялись с Церковью через публичное покаяние и строгие епитимии; сегодня исповедь всегда индивидуальная, тайная.

2. Покаяние как нравственное делание. Но вот мы с вами вошли в Церковь, - через Крещение или через Покаяние. Как должна теперь строиться наша жизнь? Отринув грех и соединившись с Богом, мы получили от Него в Таинствах благодатные дары, и теперь наша задача - сохранить, возрастить и приумножить эти дары. Для этого мы должны совершать определенный душевный труд, сознательное нравственное усилие над собой. Об этом говорит Господь:Царство Небесное силою берется(нудится),и употребляющий усилие восхищает(приобретает)его (Мф. 11, 12). Усилие это должно быть ровным, постоянным, непрекращающимся, чтобы нам постоянно возрастать во Христе, восходить от силы в силу.

Но это идеал. В жизни такое ровное восхождение не часто встречается. Мы немощны, неспособны на такое постоянство, на всегдашнее внутреннее напряжение; мы стяжали многие греховные привычки и навыки, которые чуть ли не срослись с нашей природой. Устроение нашей внешней жизни - совершенно нехристианское, противное благочестивой жизни; да и дьявол рядом со своими соблазнами, искушениями, возбуждениями страстей. В этих условиях мы часто рассеиваемся, помрачаемся, изнемогаем, ослабеваем - и в итоге допускаем в нашу жизнь грехи. Правда, христиане все же с особым усилием блюдут себя от грехов смертных (хотя и они тоже, по разным обстоятельствам, бывают); но и так называемые «грехи не к смерти» (1 Ин. 5, 16), хоть и именуются иногда «повседневными», все равно остаются грехами, со всеми их действиями - прежде всего, разлучением нас от Бога. Кроме того, под массой мелких грехов наша совесть, которой принадлежит главная роль в соблюдении внутренней чистоты, начинает замутняться, изнемогать, терять свою силу.

И тут снова открывается нам любовь Божия и принимает нас в Таинстве Покаяния: прощает грехи, очищает и восстанавливает совесть. Покаяние снова обращает нас к Богу и Церкви, восполняя наши немощные усилия на пути духовного восхождения.

Нравственное, внутреннее делание как вторая сторона покаяния для нас очень существенно. И в связи с этим остановимся на том, как должна совершаться покаянная работа внутри нас, в чем нам каяться и как готовиться собственно к Таинству Покаяния, приступаем ли мы к нему впервые, как ко второму крещению, или прибегаем к нему регулярно как уже воцерковившиеся люди.

О внимании к себе

Первое здесь - внимание к себе. Возможность человека как бы со стороны оценить свои дела и помыслы - один из первых даров благодати Божией, которую Господь даёт человеку. Как говорит святитель Феофан Затворник, грешник не может взглянуть внутрь себя, его будто выталкивает какая-то сила. Проснувшись утром, он тут же обращается вовне, начинает строить планы, мечтает, ему необходимо общение или информационный фон; он включает радио, телевизор, проводит весь день в суете, как бы во вне себя; приходя с работы, он тут же опять включает телевизор и засыпает под него. Оставь такого человека одного, без радио, без телевизора, без общения - он почувствует ужасную муку и дискомфорт. Когда человек взыщет благодать Божию, первое, что она делает - возвращает человека к себе, обращает его внимание на состояние души.

Итак, при помощи внимания станем рассматривать свой внутренний мир. Прежде всего нам станут явны грехи, совершаемые делом: об этом нам ясно возвестит совесть, укрепляемая благодатью и просвещаемая Словом Божиим. За делами мы увидим с ваминаши слова, а за ними - помыслы. Помыслов у нас больше, чем слов и дел, поэтому в них сложнее разобраться совести; но обученное внутреннее чувство по некоему «вкусу» может распознать и качество помыслов.

Но помыслы, в свою очередь, тоже имеют свою причину: их порождают сердечные расположения или привязанности (и нередко стоящие за ними демонические силы), а те, в свою очередь, зависят от очень глубокой вещи, почти скрытой от нашего сознания - от духа жизни, неких основ, определяющих все наше существование как личностей, - от глубин сердца, говоря святоотеческим языком. Проще всего распознать нам качество наших дел, труднее - помыслов, а еще труднее - сердечных основ нашей жизни. Но распознавать греховные дела, слова, помыслы, а особенно глубинных их производителей необходимо; это то, чему, собственно, и нужно учиться христианину - науке внутреннего делания. Здесь важно уметь отделять себя, богоподобную личность, свое, данное от Бога устроение - от греховных навыков, страстей, всего, что портит, уродует, бесчестит нас, - и удалить из души все это, с Божией помощью. Так открывается перед нами поприще борьбы с грехом.

Как бороться с грехом?

Легче всего (хотя и это бывает трудно) не допустить грех делом; гораздо труднее - не грешить в помыслах и чувствах; и чрезвычайно трудно - переменить сердечные расположения, т. е. уврачевать свои страсти. Как же нам это делать?

Всякий повод для дел нужно отсекать, а именно: не ставить себя в ситуацию, ведущую к греховному делу, заранее прогнозировать ситуации, в которых мы можем оказаться с тем, чтобы обезопасить себя от соблазнов, и проч. Здесь необходимо рассуждение, благорассмотрение и внимание.

Помыслам нужно противостоять, во-первых, невниманием им, молитвою, во-вторых - «противопомыслам», «противочувствам» - т. е. противопоставлять греху добро, взращивая в себе противоположные греху добродетели. Наконец, страсти: борьба с ними - это настоящий крест, здесь нужны терпение и смирение, а больше всего - молитва, упование на Бога и неотчаяние. Противление страстям может продлиться очень долго, всю жизнь, - это зависит от стяжанной силы страстей до обращения к Богу.

Борьба с грехом - вещь многосложная; здесь возможны как победы, так и поражения, когда нами все же допущен грех - делом, словом, чувством, мыслью. Когда это случится, не нужно впадать в смущение, отчаяние и проч., а нужно сразу прибегнуть к покаянию.

О внутреннем покаянном делании

Покаяние (здесь речь идет об акте внутреннего покаяния, не о собственно Таинстве) не есть нечто аморфное, как бы некое смятенное самоукорение души. Не есть оно и некоторая внутренняя истерика. Покаяние имеет свой внутренний чин и порядок, который очень хорошо определяет святитель Феофан Затворник. Вот что он пишет.

Покаяние есть:

1) осознание своего греха пред Богом;

2) укорение себя в этом грехе с полным исповедованием своей вины, без перекладывания ответственности на других людей или на обстоятельства;

3) решимость оставить грех, возненавидеть его, не возвращаться к нему, не давать ему места в себе;

4) молитва к Богу о прощении греха, до умирения духа.

Давайте разберем это определение свт. Феофана.

1)  Осознание греха перед Богом, - т. е. не просто констатация  греха, а именно греха перед Богом.Это предполагает, во-первых, веру, а во-вторых, обязательно личное отношение с Богом, связь с Ним, Богообщение. И это осознание - не протоколирование какого-то формального нарушения, а живое чувство того, что грех разлучил меня с Богом, что сделанное мною неприятно Богу моему, я этим огорчил, обидел, оскорбил Бога. Покаяние - не копание в себе и не холодный самоотчет, а живое ощущение, что грех разлучил меня с Богом. У кого такого чувства нет, тот в опасности формализировать свою внутреннюю жизнь.

2) Укорение себя, т. е. вменение себе ответственности за грех. Очень часто мы склонны перекладывать ответственность на обстоятельства, на других людей, на бесов, а себя оправдывать; а важно осознать, что именномы не правы перед Богом.

3) Нужно положить решение сопротивляться греху, не возвращаться к нему, чего бы это нам не стоило. Без этого покаяние не будет покаянием, а превратится просто в некую, лицемерную по сути, констатацию факта. Нужно обязательно настроить себя на сопротивление греху. Как показывает опыт, у всех нас особенно хромает именно этот пункт.

4) Молиться Богу о прощении, - потому что своими силами мы ничего не можем, а только Господь прощает нас, умиряет наше сердце, возвращает нам Себя и утешает нас.

Вот такое покаянное движение души должно проходить всякий раз, когда совесть обличает нас в грехе - пусть хоть самом малом. Для, скажем так, «мелких» грехов часто бывает достаточно этого внутреннего покаяния, грехи же существенные требуют уже выноса их на исповедь, потому что сердце не умиряется одним лишь прохождением указанного покаянного внутреннего делания.

«Градация» грехов

Тут нужно опять вернуться к тому, что есть грех. Есть «грехи к смерти», смертные грехи (ср. 1 Ин. 5, 16). К ним относятся, в числе прочих, два рода самых распространенных и тяжелых грехов: блудные грехи и грехи гордости. Дела блуда всем ясны, а вот дела гордости для кающихся часто бывают непонятны. Грех гордости, по отношению к Богу, - это ожесточенное богопротивление, а по отношению к людям - жестокость и немилосердие. Блуд лишает нас нашего человеческого достоинства, нашей цельности, а дела гордости решительно отвращают от нас смиренного, милосердного и доброго Бога, как совершенно противоположные Ему.

Это грехи, так сказать, объективные, они всегда производят своё действие - разлучают нас от Бога - независимо от того, что мы об этом думаем. Прочие грехи, не смертные, усиливают или уменьшают свою греховность в соответствии с нравственным состоянием души, т. е. зависят от нашего субъективного расположения. Например, я не прочитал правило вечером. Грех это или нет? Если я пришел домой с работы еле живой, упал в постель и заснул - конечно, это не грех. Если же я подумал: «А, ладно, молитвенное правило - это всё форма, надо жить духом», и включив телевизор, до полночи его смотрел и заснул под него, исполнившись нечистых образов от просмотренного, - это безусловно грех.

Так очень многие дела становятся в разряд греха или выходят из-под него в зависимости от нашего внутреннего расположения, и тут дело нашей христианской совести - определять, что есть грех, а что - нет. Есть грехи мелкие, например, сказали кому-то колкость, или потщеславились, или разгневались, и прочее, что бывает миллион раз на дню. Наконец, бывают ложные грехи, т. е. человек почитает нечто за страшный грех, а это вовсе не грех. Это относится по преимуществу к обрядовой сфере церковной жизни.

Как, когда, как часто исповедывать грехи?

Но вот мы «созрели», чтобы прийти в храм на исповедь. Сразу перед нами встают вопросы: в чём и как, когда и как часто нам исповедываться? Общее правило здесь такое: надо исповедаться тогда, когда есть потребность, и исповедывать то, в чем укоряет совесть, будь то дело, слово, мысль или сердечное расположение. Исповедоваться всегда нужно полно, не утаивая, не смущаясь и не стыдясь ложным стыдом «что обо мне батюшка подумает?» Для батюшки грехи - это не новость, он всё это слышал сотни раз. Священник всегда радуется вместе со Христом, когда человек кается в своих грехах, и чувствует к искренно кающемуся христианину любовь, расположение и большое уважение, потому что всегда нужны мужество и воля, чтобы в своих грехах покаяться.

Грехи смертные, если, не дай Бог, мы их допустили, нужно исповедывать как можно скорее, не оттягивая покаяние, потому что враг может нагородить множество препятствий, чтобы затянуть наш приход на исповедь, с целью ввергнуть нас в уныние и отчаяние. То же самое - и с первой исповедью. Когда человек хочет вернуться в Церковь через покаяние, как через второе Крещение, он не должен смущаться и под предлогом ложного стыда откладывать исповедь на неопределённое «потом».

При воцерковлении наше участие в Таинстве Покаяния становится более или менее регулярным. Обычно, по традиции нашей Церкви, оно бывает перед Причастием. К такой исповеди мы готовимся, испытывая свою совесть: как прожили период с прошлой исповеди, какие греховные поступки, страсти, помыслы мы допустили. Дела, в которых нас укоряет совесть, нам нужно исповедывать всегда; слова - когда они вошли в разряд дел, например, когда мы кого-то словом обидели. Для помыслов бывает достаточно того акта внутреннего покаяния, о котором сказано выше; помысл отошел, и его не надо вспоминать. Но если он вспоминается сам, если он назойлив, не отходит и ранит совесть, то нужно его исповедывать, стараясь при этом проследить его причину, и исповедывать скорее не сам помысл, например: «в 19.42, 20.14 и 21.28 пришел помысл такой-то», а: согрешаю таким-то нечистым расположением сердца, от чего происходят такие-то назойливые помыслы.

Грехи нужно называть так, чтобы исповедующий священник понял, о чем идет речь, но в подробности, особенно плотских грехов, входить не нужно. Хорошо испытывать совесть заранее и записать все, потому что человек может на исповеди растеряться, смутиться и что-то забыть.

Обычно внимательно живущие христиане более или менее свободны от явных греховных дел, и борьба с грехом переносится больше на помыслы. Исповедь, соответственно, больше становится откровением помыслов, что хорошо для очищения совести и получения благодатной помощи для борьбы с грехом. Но здесь кроется и некоторая опасность деформации исповеди и выхода ее за рамки собственно Таинства Покаяния; часто исповедь превращается в духовную беседу. Нужно заметить, что последняя - вопрос скорее духовного руководства, чем Таинства.

О некоторых ошибках на исповеди

Необходимо отметить несколько опасностей, которые могут нам встретиться в деле покаяния.

1) Формализация исповеди, когда исповедаться вроде нужно, а вроде и нечего, или когда мы превращаем исповедь в сухой «отчет о проделанной работе». Здесь нужно помнить, что Таинство исповеди есть завершение и выражение внутреннего процесса покаяния, и имеет свое значение только при его условии. То есть, если мы исповедуемся без душевного покаяния, без прохождения - хоть в малой мере - указанных святителем Феофаном четырех составляющих внутреннего делания, о которых сказано выше, - мы подвергаемся опасности профанировать Таинство, и оно может стать нам «в суд и в осуждение». Не бывает такого, чтобы человеку было «нечего» исповедовать. Если человек ведет внимательную жизнь и следит за чистотою своей совести, то он ежедневно замечает в себе то, что требует очищения, потому что внутренняя брань с грехом не прекращается в нас ни на день. Если не дела и слова, то помыслы и чувства всегда требуют контроля, покаяния и благодатного исправления.

2) Есть также опасность подмены на исповеди, когда человек не видит своих действительных грехов, а вменяет себе грехи мнимые, или грехи маловажные считает великими: комара оцеживает, верблюда поглощает, по слову Господа (Мф.23, 24), или, говоря словами русской пословицы, из мухи делает слона, и из слона - муху. Человек может каяться и угрызать себя, например, что он съел в пост печенье с непостным ингредиентом - каким-нибудь сухим молоком, или что он не все молитвы из своего правила прочитал, - и при этом не замечать, что он годами отравляет жизнь своим ближним. Сюда же относятся часто встречаемые преуменьшения или преувеличения грехов. Преуменьшение грехов всегда связано с самооправданием. «Ничего особенного не делаю, грехи, как и у всех», или «ну все же так живут». Но очевидно, что греховность нарушения заповедей Божиих ничуть не уменьшается от массовости этих нарушений... Преувеличение грехов проистекает от нежелания или неумения человека правдиво разбираться со своей жизнью. «Во всём грешна», «все обеты Крещения попрал, во всём Богу солгал...» Начинаешь разбираться - оказывается, что всё же не «во всём»: поезда под откос не пускали, от Бога не отрекались... Нужно всегда стараться настраивать совесть по Евангелию, чтобы ясно видеть свои действительные грехи, немощи и страсти, а не прятаться за безответственными «во всём» или «как все». Неточность в этом вопросе опасна, ибо она приводит к неправильному взгляду на себя и на отношения с Богом и ближними.

3) Привыкание к исповедии обесцениваниеее: «Ничего, что согрешу, неважно: есть исповедь, покаюсь». Это манипуляция Таинством, потребительское к нему отношение. Такие «игры» с Богом всегда очень плохо кончаются: Бог строго наказывает человека за такое настроение души. От этого нужно беречься, и всегда быть честным с Богом и со своей совестью.

4) Разочарование в исповеди: «Вот, я годами хожу, каюсь, а страсть не отходит, грехи одни и те же». Это свидетельство тому, что мы не смогли определить свою меру: начитавшись аскетических книжек, мы решили, что за короткое время победим наши грехи и страсти. Но на это нужны десятилетия. Кроме того, Господь может промыслительно оставлять нам некоторые немощи и страсти, чтобы мы смирялись, не превозносились, не уповали на себя, а искали Бога и с терпением взыскивали Его помощи, чтобы определилась и утвердилась в постоянстве наша христианская воля, чтобы наши свобода и произволение постоянно выбирали Бога. Со временем страсти стихают, если не давать им пищи, иметь над ними контроль и исповедывать их.

Поэтому никогда не надо отчаиваться. Даже если, к несчастью, произошло падение (хотя всеми силами нужно не допускать его!) - всегда нужно вставать, каяться, опять прибегать к Таинству исповеди, подвизаться против греха и никогда не смущаться и не унывать. Надо настроиться не на год-два борьбы с грехом, а лет на пятьдесят... тогда будет легче.Семь раз(на дню)   упадет праведник, и встанет (Притч. 24, 16), говорит Священное Писание. Любовь Божия открыта нам, покаяние всегда доступно, вот и надо всегда прибегать к нему, с терпением и надеждой.

Что такое епитимия?

Теперь скажем несколько слов о епитимиях. Обычно, когда мы крупно согрешим, нам дают епитимью. Епитимия - это добровольное исполнение исповедавшимся христианином по назначению духовника тех или иных дел благочестия (пост, молитва, духовное чтение, милостыня и т. п.). Но часто ее понимают, как «заглаживание», «искупление», «уравновешивание» греха. Это совершенно неправильно. Грех в Таинстве прощается и становится как не бывший, он изглаживается из бытия, его нет, он исчезает - и заглаживать и искупать, собственно говоря, нечего. Но остаются последствиягреха.

Если мы совершили грех делом - то это дело встраивается в причинно-следственную связь жизненных событий, и часто годами отражается на нас. И сам здравый смысл, и Священное Писание в таком случае требуют, чтобы мы исправили совершенное нами зло, например, загладили обиду, вернули украденное, а если это уже невозможно, особенно старались совершать добрые дела, противоположные тому, что мы натворили. Это будет деятельным покаянием.

Если говорить о внутреннем человеке, то разрушительное действие греха на душу как бы по инерции продолжается даже тогда, когда грех прощен. Святитель Феофан сравнивает грех с занозой: занозу вынули, ее уже нет, но осталась рана, и она болит, нуждается в лекарстве. Тогда предпринимаются определенные духовные действия и упражнения в виде молитвы, чтения, поста или другого чего, - для врачевания этой раны. Чем больше и опаснее для души грех, тем больше противопоставляются ему дела благочестия. Епитимья не есть наказание, смысл её педагогический, нравственный, чтобы помочь процессу покаяния. Но главное значение епитимьи - отлучение на какое-то время от Причастия, чтобы человек не относился к святыне легкомысленно, ценил её, с ответственностью проводил свою церковную жизнь. Кроме того, здесь преследуется духовно-врачевательную цель: как больной после операции нуждается в заживлении ран, а потом возвращается к обычному образу жизни - так и покаявшийся грешник посредством благочестивых упражнений приводит душу в порядок, а потом допускается к Причастию.

Итак, вот три вида епитимий: 1) отлучение на какое-то время от Причастия. Время отлучения устанавливается индивидуально, в соответствии с церковными канонами и тяжестью совершенного греха; 2) исправление содеянного греха, если это возможно; 3) усиленные против обычного благочестивые занятия: молитва, чтение Священного Писания и другое.

Опасно, когда к епитимьи относятся формально, что часто встречается. Плохо также, когда епитимьями пренебрегают, потому что они - важная часть процесса покаяния. Если мы на исповеди получили епитимью - будем стараться ее точно исполнить; душа получит большую пользу. Если епитимья нам не по силам - нужно сразу сказать об этом священнику, и совместно с ним определить ту меру, которую мы можем понести. Не нужно бояться или смущаться говорить об этом с исповедующим нас батюшкой: священник обязан сообразовывать накладываемую им епитимию с внутренним и внешним состоянием человека.

Вот кратко мы затронули основные темы, связанные с покаянием: в Таинстве Покаяния Господь прощает нам грехи, воссоединяет нас со Своей Церковью, очищает нас, как новым крещением; оно, будучи регулярно нами воспринимаемо, восполняет недостаточность наших духовных усилий и дает нам благодатную помощь в борьбе с грехом. Участию в Таинстве обязательно должно сопутствовать внутреннее покаяние, состоящее в осознании греха пред Богом, укорении в нем себя, решимости не возвращаться к нему и сердечного обращения к Богу.

И остался у нас еще один важный вопрос: каково место покаяния в духовной жизни человека, и с каким духовным настроением оно должно совершаться?

Место покаяния в духовной жизни человека. О смирении

Важность этого вопроса заключается в том, что многие люди, столкнувшись с неправильным пониманием покаяния, не могут воспринять Таинство исповеди, отвращаются от него и не входят в Церковь. Это неправильное понимание выражается в следующих идеях: я - ничтожество, жалкий грешник, все во мне - зло и грех, мне приготовлены вечные муки, страшный суд, ад, погибель; правда, есть шанс всего этого избежать. Этот шанс заключается как раз в том, чтобы всегда ощущать себя ничтожнейшим, грешным, уродливым, недостойнейшим существом, ни на что, кроме греха, не годным (это называется «смирением»), и каяться, каяться, и только каяться всю жизнь. Целью духовной жизни при этом становится исключительно убеждение себя в крайней своей грешности, тотальное самоугрызение и ожидание наказания, ибо всего прочего мы абсолютно недостойны.

Такую точку зрения вполне можно назвать очевидной псевдоаскетической крайностью, заключающейся в вырывании из церковного контекста и придании самостоятельного и всецелого значения частностям - пусть и важнейшим, но частностям - духовной жизни. «Есть сокрушение сердца правильное и полезное - к умилению его, и есть другое, беспорядочное и вредное - только к поражению» (Добротолюбие, т. 1, с. 521), говорит о правильном и неправильном действии покаяния преподобный Марк Подвижник.

Выше мы говорили, что покаяние предполагает не просто осознание греха в себе, но именно грехапред Богом. И это очень важно. Все чувства, которыми характеризуется покаяние - самоукорение, смирение, видение своих грехов и проч. (да и вообще вся духовная жизнь христианина), - в истинном их смысле должны быть не просточеловеческими чувствованиями, эмоциями, движениями души, сердца, ума, - но чувствамисовместными с Богом, именнорелигиозными. То есть они истинны и правильны только тогда, когда совершаются в Боге, пред Ним,совместнымдействием благодати Божией и нашей души, но ни в коем случае не сами по себе. Я обращаю на это вашеособое внимание, ибо здесь корень всех религиозных ошибок. Только в этом контексте можно объяснить, что такое подлинное, настоящее смирение.

Надо сказать, что это духовное качество, как никакое другое, неправильно понимается людьми. В нашем обиходе под смирением понимают унижение, готовность к издевательствам над собою, некий «мазохизм», пришибленность, задавленность личности и т.п. Но это совершенно не христианский, не евангельский взгляд. Смирение - это, говоря языком психологии, не комплекс вины и собственной неполноценности, не убеждение себя в ничтожестве. Смирение - это правда о себе и о своих отношениях с Богом, миром, другими людьми.Правда эта заключается в следующем. Действительно, сам по себе я - грешное, немощное и падшее существо: я несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг (Откр. 3, 17). Но это не вся правда. Это 10 % правды. Если мы остановимся только на этом, это будет ложь, псевдосмирение, подмена. Другая часть правды, 90 % её - что Бог не отринул меня, воплотился ради меня, взошёл на крест ради меня, пришёл и вселился в меня, и в Его Церкви я - Христов, он Господь и Бог мой, а я - Его: я причастник Его любви, милости, силы и правды. И это несравненно важнее моей греховности самой по себе. Я живу Им, и не хочу жить собою, своими страстями. И ради этой жизни с Богом, ради того, чтобы взыскать Христа, быть с Ним, чтобы благодатью Святого Духа восполнить свою немощь, я и каюсь, и молюсь, и воздерживаюсь, и борюсь с грехом, и соблюдаю уставы Церкви, - а вовсе не для того, чтобы констатировать ежечасно, что я - грешник, и чтобы «изъесть» себя. Главное здесь - не человеческие грехи и немощи сами по себе, а то, что мыпрежде всего - члены Церкви, члены Тела Христова, а потом уже - больные, немощные, бессильные, грешные, какие угодно. Главное - чтобы в центре всей нашей духовной жизни, на первом, главном месте был Господь Иисус Христос, а не «я» со своею будто «супергреховностью». Ни в коем случае нельзя рассматривать жизнь и человека исключительно с позиции греха.

Смирение, как мы уже сказали, естьположительно-религиозное явление, то есть такое, в котором сочетается человек и Бог. Безусловно, блаженны нищие духом (Мф. 5, 3); безусловно, что унижающий себя возвысится (Лк. 18, 14). Но при этом Господь говорит нам: вы - соль земли; вы - свет мира; да светит свет ваш перед людьми (Мф. 5, 13 - 15). В смирении невозможно разделить видение своей греховности и видение великой любви и уважения Бога ко мне. Подлинное сознание своей греховности - не человеческое «выжимание» из себя отвращения к себе, но действие Божие, когда в свете пришедшей в душу благодати Святого Духа человек видит себя так, как он есть, правдиво, безо всяких иллюзий. Видение своей греховности неверно в отрыве от видения себя «солью земли». Также неверно и почитание себя «светом мира» без осознания себя падшим существом. Одно без другого - ошибка, которая приводит к гордости - то есть отпадению души от Бога. (Обратите внимание, что не только духовное превозношение, но и неправильное самоукорение приводит человека к гордости!) Если же мы в самих себе правильно определим это соотношение, «нащупаем» правду о себе и о Боге, - то тут же мы получим духовный плод, то есть и обретём смирение. Оно свидетельствуется в нас прежде всего двумя вещами: 1) в душу приходитмир от Бога - начаток духовной жизни. Без мира сердечного нет и не может быть никакой религиозной жизни:  в мире место Его, говорит Псалом (Пс. 75, 3); 2) правильное отношение к другим людям. Святые видели себя хуже всех - это высокая мера, невозможная без обильного схождения в душу Святого Духа; наша же, начальная мера - правдивое, именно в свете опытно дознанного отношения Бога к людям, видение других людей такими же пред Богом, как и я. Если я - грешный человек, но Любовь Божия принимает меня, то также Господь принимает и всех без исключения людей, независимо от их положения, социального статуса, сана, чина, взглядов и чего угодно...

Критерий правильности покаяния

Покаянные чувства должны приносить человеку не уныние и отчаяние, не комплекс неполноценности (что бывает, когда мы лишаем покаяние вышеуказанного церковного контекста), а благодать Святого Духа. Это не восторги, не экзальтация, не кровяное разгорячение, - благодать Святого Духа свидетельствуется в душе тонким, мирным, радостным, смиренным, тихим, прохладным, истинно духовным чувством, дающим человеку мир, любовь и свободу, - и как бы «собирающим» человека в цельное и гармоничное существо, в то, чем он должен быть по замыслу Божию. И это, как пишет преподобный Макарий Великий, критерий правильности любого духовного делания: послушания, молитвы, чтения, хождения в храм, добрых дел и проч. Если то, что мы считаем покаянием, приносит нам в душу не благодать Духа Святого, а смущение, тяжесть, чувство вины, внутреннюю истерику, самоедство, - значит, мы покаяние понимаем неправильно.

Притом надо сказать, что покаяние не охватывает всего внутреннего делания, оно - часть его, пусть важнейшая, постоянная, никогда не прекращающаяся; но не всецелая. Покаяние невозможно без живой веры в Бога, без благодарения Бога и без многого другого. Иногда утверждают, что покаяние -цель духовной жизни. Правда, покаянием должно быть растворено, по слову святителя Игнатия (Брянчанинова), всякое наше духовное делание, особенно молитва. Да и вся внутренняя жизнь как неотъемлемую часть, как некое обязательное условие, должна включать в себя покаяние. Но покаяние - это не цель духовной жизни, а, пусть и важнейшее, но - средство.

Цель духовной жизни

Цель же духовной жизни - Богообщение, и оно, как говорит свт. Феофан Затворник, должно свидетельствоваться чувством. «Не на крыльях или не на ногах, но чувством приближаемся мы к Богу» (блаж. Августин). Покаяние, собственно, и восстанавливает это чувство Богообщения: вот главное, что совершается в этом Таинстве и вот его место в духовной жизни.

Святитель Феофан пишет, что Богообщение должно быть, пусть и в малой мере, постоянным, и коль скоро оно не ощущается, нужно бить тревогу и искать его, - в чем и заключается смысл любого духовного делания. И это вовсе не то, что запрещают св. Отцы - дерзновенно искать духовных утешений, молитвенной сладости, откровений, видений, ощущений, считая себя как бы достойными их. Чувство Богообщения совсем из иной области. Бывает, что Господь утешает душу, дает ей вкусить благодати Святого Духа в возможной для каждого из нас полноте, чтобы мы знали и ощущали цель наших внутренних трудов, - что по очищении нас от страстей это будет неотъемлемым нашим достоянием, и чтобы мы трудились над собою, - «очистим чувствия и узрим» (Пасхальный канон). Но мы должны понимать, что утешение от Господа в Его руке, а в нашей повседневной жизни это чувство Богообщения свидетельствуется иным: прежде всего и главным образом тем, что свт. Феофан называет «ревностью о богоугождении». Это - твердая, прочная как смерть решимость, несмотря ни на что, ни на какие внешние обстоятельства, ни на внутренние скорби и уныние, - быть христианином, быть с Богом и исполнять Его волю в живом и непрестанном чувстве веры, благоговения и сыновней зависимости от Бога. И это - фундамент, на котором стоит христианская жизнь. Богообщение есть безусловно дело благодати, о нём нужно иметь попечение, его нужно искать, блюсти, возгревать, - как раз этому и служит Таинство Покаяния.

Заключение

И еще об одном. Покаяние часто ассоциируется у нас снаказанием от Бога, и человек начинает себя пугать Богом: вечными муками, адом и проч. Но мы должны знать, что этого ни в коем случае нельзя делать. Нельзя себя пугать Богом. Покаяние - это таинство любви Божией, в нём мы соприкасаемся с ней, а если не так, то наше покаяние неправильное.

Давайте подумаем. Мы называем Бога Отцом. Но кто такой отец (при нормальном положении вещей, разумеется?) Отец дает жизнь, он всецело заботится о своём ребёнке, он кормит и поит, он воспитывает и образовывает его, вдохновляет его, поддерживает, утешает, радуется за него. И наказывает, конечно, когда нужно; но только это ведь не главное во взаимоотношениях отца и его чада... Наказание бывает по необходимости, и, выполнив свою функцию, прекращается. Если люди - таковы, если такое человеческое отцовство, то - кольми паче Бог? Он ведь наш Небесный Отец, мы обращаемся к Нему: Отче наш, - а вовсе не: Наказатель наш... И покаяние наше, и самоукорение совершается именно перед Отцом Небесным - не вжав голову в плечи, в ожидании ярости и наказания за всякую мелочь, - а с сыновним доверием к нашему Отцу, и Спасителю, и - даже можно сказать - Другу, ближе Которого нет. Он, если и наказывает, то с великою любовью, и уж в самых крайних случаях, когда не обойтись без этого. И покаяние - это вернуться именно к Этому вот, Такому Богу, а не пугать себя Им.

То правда, что должен быть страх Божий: в любви к Богу нет места фамильярности, развязности, панибратству, вседозволенности; но страх Божий - это не боязнь надзирателя в тюрьме; это - благоговейное сыновнее духовное чувство, осознание того, кто - Он, и кто - я. И потом: нам ведь дана заповедь - первая! - любви к Богу; но любви не может быть в «приказном порядке», она всегда возникает в ответ на что-то, - и наша любовь к Богу откликается на любовь Бога к нам. Вспомните евангельскую «притчу притч» о блудном сыне: он и попрал любовь отчую, и ушел, и наблудил, - но когда он решил вернуться, - из соображений, между прочим, не духовных, а из-за голода, - как поступил отец его? Он увидел его издалека, и сжалился, и побежал, и обнимал, и целовал, и ни слова упрека не сказал, и почтил честью и в первую одежду одел, и в дом ввел, и пир устроил - и это только слабые человеческие образы Божией любви (Лк. гл. 15). И именно она открывается нам в Таинстве покаяния, а не боязнь наказания. Бояться больше всего нужно того, чтобы не оказатьсявне Бога, - что, собственно, и есть ад и вечные муки.

Итак, вот каково церковное понимание Таинства покаяния: не как самоистязание, но как положительное религиозное дело, то есть совместное (от нас - покаянное делание, от Бога - Таинство любви) восстановление нарушенной нашими грехами связи с Богом, любящим и милосердным Отцом Небесным.

Приложение

Примерный перечень грехов для подготовки к исповеди

Грехи против Бога и Его Церкви

Неверие в Бога, сомнение в истинах веры, непринятие догматического и нравственного учения Церкви, своеумная трактовка догматов веры. Хула на Бога, Божию Матерь, Святых, на Церковь.

Неимение интереса и желания узнать о Боге и Церкви. Пренебрежение к познанию веры, чтению Священного Писания, подлинно церковных книг, неразборчивость в чтении. Принятие различных суеверий, слухов, нетрезвого кликушества, языческих и народных обычаев, околоцерковного политиканства за церковное учение, нерадение узнать точное мнение Церкви об этом. Гадание, обращение к экстрасенсам и целителям, вера астрологическим прогнозам, увлечение чуждыми христианству оккультными, теософскими и прочими учениями, стремление «совместить» их с христианством, «подстроить» под них предметы церковного обихода.

Неблагодарность Богу, ропот, предъявление Ему «претензий», обвинение Бога в неудачах своей жизни. Любление мира сего больше, чем Бога, предпочтение заповедям Божиим человеческих соображений «выгоды», комфорта и т. п. Вещелюбие. Восприятие Бога как «гаранта» моей благополучной жизни, потребительское, «торговое» отношение к Богу и Церкви.

Ненадеяние на Бога, отчаяние в своём спасении, в милости Божией. С другой стороны, безрассудное упование на «всепрощение» Божие при сознательной греховной жизни и нежелании исправлять её.

Нерадение к молитве, как к личной, так и церковной, непонимание необходимости в молитве, непонуждение себя к ней. Формальное отношение к молитве, невнимание, рассеянность на молитве, подмена её «вычитыванием правил» или «выстаиванием богослужений». Потеря благоговения и страха Божия, нечувствие Бога. Развлечение, разговоры, рассосредоточенность, ходьба, шум и отвлекающие от молитвы ненужные действия в храме во время богослужения; придавание большего значения свечкам и запискам, чем собственно храмовой и личной молитве.

Нарушение без уважительных причин дисциплинарных уставов Церкви - постов, постных дней. С другой стороны, излишнее внимание им, нарушающее иерархию христианских ценностей, когда посты и дисциплинарные уставы из средства, помогающего духовной жизни во Христе, становятся целью, что приводит к тяжёлому греху фарисейства.

Редкое участие в Таинствах исповеди и особенно Святого Причащения. Формальное, небрежное к ним отношение. С другой стороны - потеря благоговения перед святыней, легкомыслие. Магическое отношение к Таинствам, восприниятие их как некоей «таблетки»; также магическое отношение к церковным символам и предметам.

Неосознанное или неправильно понимаемое участие в церковной жизни. Предпочтение обрядовой стороны Церкви нравственному евангельскому усилию души, выстраиванию своей жизни по Христу.

Грехи против ближнего

Непочитание родителей, необеспечение их в старости, пренебрежение ими, неснисходительность к их немощам, раздражение, проявляемое словами и делами. Ссоры и скандалы в семье, нехранение мира. Повышенная требовательность, придирчивость к супругу (супруге), нежелание выслушать, понять, уступить друг другу. Ревность. Неуделение должного времени и внимания детям, крик, наказание без нужды и без меры, небрежение к воспитанию детей. Подмена нравственного, культурного и социального воспитания, требующего личного усилия родителей, безответственным формальным участием в Таинствах и обрядах Церкви.

Супружеские измены. Соблазнение ближних, приводящее к разрушению семей. Аборт; согласие с ними супруга, понуждение на него.

Чёрствость, жестокость, немилосердие, подлость, ненависть, выражаемые в словах и делах. Непочитание старших. Почитание других хуже себя, нехранение чести и достоинства ближнего, неуважительное, потребительское отношение к людям, как к инструментам для своих целей. Личный и семейный эгоизм.

Обман, ложь, неверность слову, лжесвидетельство, клевета, оговор ближних, воровство, нечестность во всех видах.

Разделение людей на «нужных» и «ненужных», начальников и подчинённых и проч., с соответствующим неевангельским отношением к ближним (лицеприятие). Лесть, подхалимство, беспринципность, заискивание, искание своей выгоды больше чем пользы дела по отношению к начальствующим. Грубость, пренебрежение, бесчеловечное обращение, невнимание к нуждам подчинённых. С другой стороны - недолжное, наглое отношение к начальству, невзыскательное потакательство непрофессиональности, распущенности подчинённых. Неумение и нежелание выстроить со всеми людьми ровные, мирные, уважительные отношения. Непорядочность.

Вовлечение в орбиту своих страстей других людей; потакательство чужим страстям. Непресечение, когда это в наших возможностях, разного рода бесчиний по трусости, человекоугодию, «нежеланию связываться» или ложно понятой «дружбе»; незаступление за слабых, обижаемых. Нежелание помогать людям в их нуждах, жертвовать временем и средствами ради ближнего, «затворение» сердца.

Наглость, хамство, сквернословие, матерщина (в том числе и прилюдно), невоспитанность. Хвастовство, превозношение, подчеркивание своей «значимости». Лицемерие, почитание себя «учителями», неуважительное навязчивое нравоучение, непредоставление необходимого под предлогом «благочестия» (в церковной среде), фарисейское нежелание утешить, облегчить участь ближнего.

Ненависть к иным нациям и народам (напр. антисемитизм), к людям, придерживающимся других взглядов.

Грехи против самого себя

Нечестность перед самим собою, попрание совести. Непонуждение себя на добро, непротивление сущему в нас греху.

Асоциальность под предлогом «благочестия»: нежелание учиться, работать. Нежелание всесторонне развивать себя как христианскую и культурную личность; приверженность потребительской «попсовой» антикультуре. Неосознавание своего христианского достоинства, позволение манипулировать собою, унижать себя (ложно путая это со «смирением»). Принятие по некоему «стадному» чувству в качестве авторитетов безнравственных и далёких от христианства людей (например, деятелей шоу-бизнеса и проч.). Излишнее увлечение телевидением и т. п., бездумным потреблением информации, сплетнями. Некритическое отношение к «общественным мнениям», когда они явно противоречат Евангелию.

Вред здоровью посредством курения, наркомании, неумеренного употребления алкоголя и проч.

Блудные грехи. Нехранение себя от нецеломудренных впечатлений.

Чревоугодие, объядение, невоздержанность.

Сребролюбие, жадность, накопительство. Излишняя расточительность, увлечение ненужными покупками.

Гневливость, неумение успокаиваться, мстительность.

Леность, праздность, уныние.

Тщеславие, самомнение, гордость, почитание себя за «нечто». Эгоцентризм, обидчивость, -

а также и другие грехи, в которых обвиняет нас наша совесть.

Об исповеди

Митрополит Сурожский Антоний

Из книги "Радость покаяния".

Нередко меня спрашивают: как надо исповедоваться?.. И ответ на это самый прямой, самый решительный может быть таков: исповедуйся, словно это твой предсмертный час; исповедуйся, словно это последний раз, когда на земле ты сможешь принести покаяние во всей твоей жизни, прежде чем вступить в вечность и стать перед Божиим судом, словно это – последнее мгновение, когда ты можешь сбросить с плеч бремя долгой жизни неправды и греха, чтобы войти свободным в Царство Божие. Если бы мы так думали об исповеди, если бы мы становились перед ней, зная – не только воображая, но твердо зная, – что мы можем в любой час, в любое мгновение умереть, то мы не ставили бы перед собой столько праздных вопросов; наша исповедь тогда была бы беспощадно искренна и правдива; она была бы пряма; мы не старались бы обойти тяжелые, оскорбительные для нас, унизительные слова; мы бы их произносили со всей резкостью правды. Мы не задумывались бы над тем, что нам сказать или чего не говорить; мы говорили бы все, что в нашем сознании представляется неправдой, грехом: все то, что делает меня недостойным моего человеческого звания, моего христианского имени. Не было бы в нашем сердце никакого чувства, что надо себя уберечь от тех или других резких, беспощадных слов!; не ставили бы мы вопроса, надо ли сказать то или другое, потому что мы знали бы, с чем можно войти в вечность, а с чем в вечность нельзя войти... Вот как мы должны исповедоваться; и это просто, это страшно просто; но мы этого не делаем, потому что боимся этой беспощадной, простой прямоты перед Богом и перед людьми.

Мы будем сейчас готовиться к Рождеству Христову; скоро начинается предрождественский пост; это время, которое образно нам напоминает о том, что грядет Христос, что скоро Он будет среди нас. Тогда, почти две тысячи лет назад, Он пришел на землю, Он жил среди нас, Он был одним из нас; Спаситель, Он пришел взыскать нас, дать нам надежду, уверить в Божественной любви, уверить нас, что все возможно, если только мы поверим в Него и в себя... Но теперь грядет время, когда Он станет перед нами – либо в час нашей смерти, либо в час последнего суда. И тогда Он будет стоять перед нами распятым Христом, с руками и ногами, прободенными гвоздями, раненый в лоб тернием, и мы посмотрим на Него, и увидим, что Он распят, потому что мы грешили; Он умер, потому что мы заслужили осуждение смерти; потому что мы были достойны вечного от Бога осуждения. Он пришел к нам, стал одним из нас, жил среди нас и умер из-за нас. Что мы тогда скажем? Суд не в том будет, что Он нас осудит; суд будет в том, что мы увидим Того, Кого мы убили своим грехом и Который стоит перед нами со всей Своей любовью... Вот – во избежание этого ужаса нам надо стоять на каждой исповеди, словно это наш предсмертный час, последнее мгновение надежды перед тем, как мы это увидим.

Я говорил, что каждая исповедь должна быть такой, как будто это – последняя исповедь в нашей жизни, и что этой исповедью должен быть подведен итог, потому что всякая встреча с Живым нашим Богом – предварение последнего, окончательного, решающего нашу судьбу суда. Нельзя встать перед лицом Божьим и не уйти оттуда либо оправданным, либо осужденным. И вот встает вопрос: как готовиться к исповеди? Какие грехи принести Господу?

Во-первых, каждая исповедь должна быть предельно личной, моей, не какой-то общей, а моей собственной, потому что решается ведь моя собственная судьба. И поэтому, как бы несовершенен ни был мой суд над самим собой, с него надо начать; надо начать, поставив себе вопрос: чего я стыжусь в своей жизни? Что я хочу укрыть от лица Божия и что я хочу укрыть от суда собственной совести, чего я боюсь? И этот вопрос не всегда легко решить, потому что мы так часто привыкли прятаться от собственного справедливого суда, что когда мы заглядываем в себя с надеждой и намерением найти о себе правду, нам это чрезвычайно трудно; но с этого надо начать. И если бы мы на исповедь не принесли ничего другого, то это уже была бы правдивая исповедь, моя, собственная.

Но, кроме этого, есть еще и многое другое. Стоит нам посмотреть вокруг и вспомнить, что о нас думают люди, как они реагируют на нас, что случается, когда мы оказываемся в их среде – и мы найдем новое поле, новое основание для суда над собой... Мы знаем, что мы не всегда приносим радость и мир, правду и добро в судьбу людей; стоит окинуть взором ряд наших самых близких знакомых, людей, которые нас так или этак встречают, и делается ясным, какова наша жизнь: скольким я ранил, скольких обошел, скольких обидел, скольких так или иначе соблазнил. И вот новый суд стоит перед нами, потому что Господь нас предупреждает: то, что мы сделали одному из малых сих, то есть одному из людей, братии Его меньших, то мы сделали Ему. А дальше вспомним, как о нас судят люди: часто их суд едок и справедлив; часто мы не хотим знать, что о нас люди думают, потому что это – правда и осуждение наше. Но иногда бывает и другое: люди нас и ненавидят, и любят несправедливо. Ненавидят несправедливо, так как иногда бывает, что мы поступаем по Божией правде, а эта правда в них не укладывается. А любят нас часто несправедливо, потому что любят-то нас за то, что мы слишком легко укладываемся в неправде жизни, и любят нас не за добродетель, а за нашу измену Божией правде.

И тут надо снова произнести над собой суд и знать, что иногда приходится каяться в том, что люди к нам относятся хорошо, что хвалят нас люди; Христос опять-таки нас предупредил: Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо...

И, наконец, мы можем обратиться к суду евангельскому и поставить себе вопрос: как судил бы о нас Спаситель, если бы Он посмотрел – как Он на самом деле и делает – на нашу жизнь?

Поставьте себе эти вопросы, и вы увидите, что исповедь ваша будет уже серьезная и вдумчивая и что уже не придется вам приносить на исповедь той пустоты, того детского, давно изжитого лепета, который часто приходится слышать. И не вовлекайте других людей: вы пришли исповедовать свои грехи, а не чужие грехи. Обстоятельства греха имеют значение, только если они оттеняют ваш грех и вашу ответственность; а рассказ о том, что случилось, почему и как – к исповеди никакого отношения не имеет; это только ослабляет в вас сознание вины и дух покаяния...

Сейчас приближаются дни, когда вы, вероятно, все будете говеть; начните готовиться теперь к тому, чтобы принести взрослую, вдумчивую, ответственную исповедь и очиститься.

Я говорил уже о том, как можно испытывать свою совесть, начиная с того, в чем она нас упрекает, и продолжая тем, как к нам относятся люди. И вот теперь сделаем еще один, последний шаг в этом испытании совести нашей. Последний суд над совестью нашей принадлежит не нам, принадлежит не людям, а Богу; и Его слово, и Его суд нам ясны в Евангелии – только редко умеем мы к нему вдумчиво и просто относиться. Если мы вчитываемся в страницы Евангелий с простотой сердца, не стараясь извлечь из них больше, чем мы способны принять, а тем более – больше, чем мы можем жизнью осуществить, если мы честно и просто к ним относимся, то видим, что сказанное в Евангелии как бы распадается на три разряда.

Есть вещи, справедливость которых нам очевидна, но которые не волнуют нашу душу – на них мы отзовемся согласием. Умом мы понимаем, что это так, сердцем мы против них не восстаем, но жизнью мы этих образов не касаемся, Они являются очевидной, простой истиной, но жизнью для нас не делаются. Эти места евангельские говорят о том, что наш ум, наша способность понимать вещи стоят на границе чего-то, чего ни волей, ни сердцем мы еще не можем постичь. Такие места нас осуждают в косности и в бездеятельности, эти места требуют, чтобы мы, не дожидаясь, дабы согрелось наше холодное сердце, решимостью начинали творить волю Божию, просто потому, что мы – Господни слуги.

Есть другие места: если мы отнесемся к ним добросовестно, если мы правдиво взглянем в свою душу, то увидим, что мы от них отворачиваемся, что мы не согласны с Божиим судом и с Господней волей, что если бы у нас было печальное мужество и власть восстать, то мы восстали бы так, как восставали в свое время и как восстают из столетия в столетие все, кому вдруг станет ясно, что нам страшна заповедь Господня о любви, требующей от нас жертвы, совершенного отречения от всякой самости, от всякого себялюбия, и часто мы хотели бы, чтобы ее не было. Так, вокруг Христа, наверное, было много людей, хотевших от Него чуда, чтобы быть уверенными, что заповедь Христова истинна и можно Ему последовать без опасности для своей личности, для своей жизни; были, наверное, и такие, которые пришли на страшное Христово распятие с мыслью, что если Он не сойдет со креста, если не случится чуда, то, значит. Он был не прав, значит, Он не Божий был человек и можно забыть Его страшное слово о том, что человек должен умереть себе и жить только для Бога и для других. И мы так часто окружаем трапезу Господню, ходим в церковь – однако с осторожностью: как бы нас правда Господня не уязвила до смерти и не потребовала от нас последнего, что у нас есть, отречения от самих себя... Когда по отношению к заповеди любви либо той или другой конкретной заповеди, в которой Бог нам разъясняет бесконечную разнообразность вдумчивой, творческой любви, мы находим в себе это чувство, тогда мы можем измерить, как мы далеки от Господнего духа, от Господней воли, и можем над собой произнести укоризненный суд.

И, наконец, есть места в Евангелии, о которых мы можем сказать словами путешественников в Эммаус, когда Христос с ними беседовал по пути: Разве сердца наши не горели внутри нас, когда Он говорил с нами на пути?..

Вот эти места, пусть немногочисленные, должны нам быть драгоценны, ибо они говорят, что есть в нас что-то, где мы и Христос – одного духа, одного сердца, одной воли, одной мысли, что мы чем-то уже сроднились с Ним, чем-то уже стали Ему своими. И эти места мы должны хранить в памяти как драгоценность, потому что по ним мы можем жить, не борясь всегда против плохого в нас, а стараясь дать простор жизни и победу тому, что в нас уже есть божественного, уже живого, уже готового преобразиться и стать частью вечной жизни. Если мы так будем внимательно отмечать себе каждую из этих групп событий, заповедей, слов Христовых, то нам быстро предстанет наш собственный образ, нам станет ясно, каковы мы, и когда, мы придем на исповедь, нам будет ясен не только суд нашей совести, не только суд людской, но и суд Божий; но не только как ужас, не только как осуждение, но как явление целого пути и всех возможностей, которые в нас есть: возможность стать в каждое мгновение и быть все время теми просветленными, озаренными, ликующими духом людьми, какими мы бываем иногда, и возможность победить в себе, ради Христа, ради Бога, ради людей, ради собственного нашего спасения то, что в нас чуждо Богу, то, что мертво, то, чему не будет пути в Царство Небесное.

Исповедь и покаяние

О ПОКАЯНИИ

Исповедь, конечно, содержит в себе покаяние, но чтобы понять, в чем суть покаяния, надо говорить о нем отдельно. Покаяние заключается в том, что человек, который до того отвернулся от Бога или жил собой, вдруг или постепенно понимает, что его жизнь не может быть полной в том виде, в каком он ее переживает. Покаяние заключается в том, чтобы обернуться к Богу лицом. Это момент — только изначальный, но решительный, когда мы вдруг переменяем курс и вместо того, чтобы стоять спиной или боком по отношению к Богу, к правде, по отношению к своему призванию, делаем первое движение, — мы обратились к Богу. Мы еще не покаялись, в том смысле, что не изменились, но для того, чтобы это случилось, мы должны что-то пережить: невозможно отвратиться от себя и обратиться к Богу просто потому, что нам вздумалось.

Бывает, что человек живет спокойно, ничего особенного с ним не происходит, он как бы «пасется» на поле жизни, щиплет траву, не думая ни о бездонном небе над собой, ни о какой-либо опасности; ему жить хорошо. И вдруг случится нечто, что обращает его внимание на то, что не все так просто; вдруг он обнаруживает: что-то «не то». Каким образом? Это бывает очень разно.

Бывает, что человек совершает тот или другой как будто незначительный поступок — и вдруг видит его последствия. Помню одного мальчика: он размахивал кинжалом и задел сестренке глаз. Она на всю жизнь осталась слепа на один глаз; а брат ее никогда не забыл того момента, когда вдруг понял, чтo значит бездумно, безответственно играть таким предметом как кинжал. Это не значит, конечно, что он боялся прикоснуться к кинжалу или к перочинному ножу; но он знал: самые незначительные действия могут иметь окончательное, трагическое значение.

Бывает, что мысль, которая приводит нас к покаянию, настигает нас не так трагично, а мы вдруг слышим, что о нас думают люди. У нас всегда хорошее представление о самих себе, и когда нас критикуют, у нас тенденция думать, что тот человек, который нас не видит такими прекрасными, какими мы себя видим, ошибается. И вдруг мы услышим мнение других людей о нас. Мы считали себя героями, а все думают, что мы трусы. Мы считали себя безукоризненно правдивыми, а люди думают, что мы лукавы, и т.д. Если остановиться вниманием на этом, мы уже ставим перед собой вопрос: что я?.. И в тот момент, когда мы ставим перед собой этот вопрос, встает и следующий: какое мое призвание в жизни?.. Я говорю не о ремесленном призвании, а — каким человеком я могу стать? Неужели я удовлетворен тем, чем являюсь? Не могу ли я себя как бы перерасти, стать лучше?..

Иногда бывает, что не народный глас, не голос того или другого нашего знакомого обращает наше внимание на нас самих, а чтение, например, Евангелия. Я читаю Евангелие и вдруг вижу, каков может быть человек; я вижу образ Христов во всей его красоте или, во всяком случае, в той мере красоты, какую я способен воспринять, и начинаю себя сравнивать. Вот когда я начинаю обращаться не на себя самого, а либо на образ Христа, либо на то, что обо мне думают люди — тогда-то и начинается суд надо мной. И в тот момент, когда начинается суд, начинается и покаяние. Это еще не полнота покаяния, потому что произнести над собой качественный суд не значит быть раненным в душу тем, что я совершил или чем являюсь. Иногда головой мы сознаем, что плохи или должны бы быть иными в том или другом отношении, а чувством мы этого не можем пережить. Я вам дам пример.

В 1920-ые годы во Франции был съезд Русского Студенческого Христианского Движения. Там присутствовал замечательный священник, отец Александр Ельчанинов, писания которого некоторые из вас, наверное, читали, потому что они были изданы не только за границей, но теперь и в России. К нему на исповедь пришел офицер и сказал: «Знаете, я вам могу выложить всю неправду моей жизни, но я ее только головой сознаю; мое сердце остается совершенно нетронутым, мневсе равно. Головой я понимаю, что это все зло, а душой не отзываюсь ни болью, ни стыдом». И отец Александр сделал потрясающую вещь; он сказал: «Не исповедуйтесь у меня, это будет совершенно напрасно. Завтра, перед тем как я буду служить литургию, вы выйдете вперед и, когда все соберутся, повторите то, что только что сказали мне, и принесете исповедь перед всеми собравшимися». Офицер согласился на это, потому что чувствовал, что он мертвец, что в нем жизни нет, что у него только память да голова, но сердце мертво и жизнь в нем погасла. И он вышел с чувством ужаса: вот, я сейчас начну рассказывать, и весь съезд от меня отвернется. Все с ужасом посмотрят на меня с мыслью: мы думали, что он порядочный человек, а он не только негодяй, но и мертвец перед Богом... Он стал, пересилил свой страх и ужас и начал говорить. И случилось нечто для него совершенно неожиданное: в момент, когда он сказал, для чего он стал перед царскими вратами, весь съезд к нему обратился сострадательной любовью, он почувствовал, что все ему открылись, все открыли объятия своего сердца, все с ужасом думают о том, как ему больно, как ему стыдно.. И он разрыдался и в слезах произнес свою исповедь; и для него началась новая жизнь.

Тут мы касаемся очень важного момента, именно —покаяния. Покаяние не заключается в том, чтобы хладнокровно увидеть в себе грех и его принести Богу на исповеди; покаяние заключается в том, чтобы нас что-то так ударило в душу, что из наших глаз и из нашего сердца вырвались слезы. Святой Варсонофий Великий говорит, что слезы истинного покаяния могут нас очистить так, что уже делается ненужным идти на исповедь, потому что то, что простил Бог, человеку нечего разрешать. Есть и другое место у ученика святого Симеона Нового Богослова, святого Никиты Стифата, где говорится, что слезы истинного покаяния могут вернуть человеку даже потерянную телесную девственность... Покаяние должно быть именно такое.

Но мы не можем так каяться постоянно, это нам не под силу. Что же нам делать? Делать надо вот что. Вы, наверное, читали о том, как совершаются раскопки древних городов или памятников. Приходит археолог и начинает скрести землю. Сначала он видит только обыкновенную почву, но постепенно начинает различать какие-то очертания того, что давным-давно легло под землю. Это уже первое видение. Когда мы самым зачаточным образом видим в себе что-либо недостойное ни нас самих, ни той любви и уважения, которыми мы окружены, ни той любви, которую Бог нам проявляет, это уже начало нашего прозрения, и мы можем пойти на исповедь и сказать: «Я знаю теперь, что под почвой, может быть, очень глубоко, лежит мир греха, но кое-что я о нем узнал уже на поверхности, я хочу это принести Богу и сказать: я это увидел. Ты мне помог это увидеть, Господи, и я отрекаюсь от этого зла. Я пока еще не умею каяться, но умею знать, что это несовместимо ни с моей дружбой с Тобой, ни с тем отношением, каким я окружен своими близкими, ни с тем, чем я хочу быть...» Существует средневековая разрешительная молитва, оканчивающаяся словами: «И да простит тебе Господь все грехи, в которых ты истинно раскаялся». Прощается не просто то, что ты рассказал, а то, перед чем ты содрогнулся душой, что тебя обдало ужасом. Остальное является новой твоей задачей. Ты должен дальше и дальше, глубже и глубже уходить в себя, в эти раскопки, и продолжать находить то, что недостойно ни тебя, ни Бога, ни того, что о тебе думают люди. Таким образом исповедь делается частью постепенно углубляющегося покаяния, перед тобой постепенно раскрываются новые глубины.

Но вы скажете: «Неужели жизнь заключается в том, чтобы уходить в эти глубины, видеть в себе только зло, одно зло, всё уходить в тьму? С этим жить нельзя!» Нет, с этим жить нельзя, но тьму разгоняет свет. Если мы видим в себе что-либо темное, то лишь потому, что свет проник в новую глубину нашей жизни. Вот пример, который я даю детям, но и взрослым иногда не вредно услышать детский пример. Когда дети говорят: «Я всматриваюсь во все зло, которое во мне есть, и не умею его искоренять, вырывать из себя»— я отвечаю: «А скажи: когда ты входишь в темную комнату, неужели для того, чтобы в ней перестало быть темно, ты машешь белым полотенцем в надежде, что тьма разойдется, рассеется?» — «Нет, конечно нет!» — «А что ты делаешь?» — «Я открываю ставни, открываю занавески, открываю окно». — «Вот именно! Ты проливаешь свет туда, где царила тьма. Так же и тут. Если ты хочешь по-настоящему каяться, исповедоваться поистине и меняться, тебе не надо сосредотачиваться только на том, что в тебе плохо, тебе нужно как бы впустить в себя свет. А для этого надо обратить внимание на то, что у тебя уже есть светлого, и во имя этого света бороться со всей тьмой, которая в тебе есть». — «Да, но как это делать? Неужели думать о себе: вот, я такой хороший в том или другом отношении?» — «Нет. Читай Евангелие и отмечай в нем те места, которые ударяют тебя в душу, от которых трепетно делается сердце, ум светлеет, которые соберут твою волю к желанию новой жизни. И знай, что в этом слове, в этом образе, в этой заповеди, в этом примере Христа ты нашел в себе искорку Божественного света. В этом отношении оскверненная, потемневшая икона, которой ты являешься, просветлела. Ты уже хоть немного похож на Христа, в тебе уже немного начинает проявляться образ Божий. А раз так, то запомни, что если ты будешь грешить противэтого, ты будешь осквернять святыню, которая в тебе уже есть, уже живет, уже действует, уже растет. Ты будешь потемнять в себе образ Божий, гасить свет или окружать его тьмой. Этого не делай! И если ты будешь верен тем искрам света, которые в тебе уже есть, то постепенно тьма вокруг тебя будет рассеиваться. Во-первых, потому что там, где свет, тьма уже рассеяна, а во-вторых, когда ты обнаружил в себе какую-то область света, чистоты, правды, когда ты вдруг смотришь на себя и думаешь: в этом отношении я на самом деле настоящий человек, не только мразь, которую я себе представлял, — тогда ты можешь начать бороться с тем, что наступает на тебя, как враги наступают на город или на войско, чтобы свет потемнел в тебе. Ты, например, научился почитать чистоту. И вдруг в тебе поднимается грязь мыслей, телесных желаний, чувств, чувственность. В этот момент можешь себе сказать: я обнаружил в себе искорку целомудрия, искорку чистоты, желание кого-то полюбить без того чтобы этого человека осквернить даже мыслью, не говоря уж о прикосновении; нет, эти мысли я в себе допустить не могу, не стану. Я буду бороться против них; и для этого обращусь ко Христу и буду кричать к Нему: Господи, очисти! Господи, спаси! Господи, помоги! — и Господь поможет. Но Он не поможет тебе, раньше чем ты сам поборешься».

Есть рассказ в жизни святого Антония Великого о том, как он отчаянно боролся с искушением, боролся так, что наконец в изнеможении упал на землю и лежал без сил. И вдруг перед ним явился Христос. Не имея даже сил подняться, Антоний говорит: «Господи, где же Ты был, когда я так отчаянно боролся?» И Христос ему ответил: «Я стоял невидимо рядом с тобой, готовый вступить в бой, если бы только ты сдался. Но ты не сдался — и победил».

И вот я думаю, что каждый из нас может научиться так каяться и приходить на исповедь каждый раз уже с новой победой и с новым видением того поля битвы, которое перед нами раскрывается все шире и шире. И мы можем получить прощение наших грехов от Христа, прощение того, что мы уже в себе начали побежать; и кроме того, получить благодать и новую силу побеждать то, что мы еще не победили.

ОБ ИСПОВЕДИ

Говоря о покаянии, я только коснулся исповеди, но вопрос об исповеди настолько важен, что я хочу на нем остановиться подробнее и глубже.

Исповедь бывает двоякая. Бывает личная, частная исповедь, когда человек подходит к священнику и открывает в его присутствии свою душу Богу. И бывает общая исповедь, когда люди сходятся большой или малой группой, и священник произносит исповедь за всех, включая себя самого. Я хочу остановиться сначала на частной исповеди и обратить ваше внимание вот на что.

Человек исповедуется — Богу. В поучении, которое священник произносит перед исповедью отдельного человека, говорится: «Се, чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое; я же — только свидетель». Это надо помнить: мы исповедуемся не священнику и не он является нашим судьей. Я бы сказал больше: даже Христос в этот момент не является нашим Судьей, а является сострадающим нашим Спасителем. Это очень, очень важно, потому что когда мы приходим на исповедь, мы находимся в присутствии свидетеля. Но что это за свидетель, какова его роль?

Свидетели бывают различные. Например: случилась авария на дороге. Какой-то человек стоял при дороге и видел, что случилось; его спрашивают, что произошло. Ему совершенно все равно, кто прав, кто виноват, он просто говорит: я видел то-то и то-то... Есть другой род свидетелей — на суде: один свидетельствует против подсудимого, другой — в его пользу. Это совершенно иное положение, и этому частично соответствует священник, потому что он стоит перед Христом и говорит: «Господи, он к Тебе пришел в покаянии, — прими его! Уж если мне его жалко, то, конечно, Тебе его жалко много больше, чем мне. Я его спасти не могу, я могу с ним кое-чем поделиться, чем-то помочь, но Ты можешь его преобразить».

А есть третий род свидетеля. Когда совершается брак, приглашают самого близкого человека. Он — тот, кто в Евангелии назван «друг жениха»( в нашей практике можно было бы сказать также «друг невесты»). Это самый близкий жениху и невесте человек, который может разделить с ними самым полным образом радость преображающей встречи, соединяющего чуда.

И вот священник занимает это положение: он — друг Жениха, друг Христов, он кающегося приводит к Жениху-Христу. Он — тот, который так глубоко связан любовью с кающимся, что готов с ним разделить его трагедию и привести его к спасению. И когда я говорю «разделить его трагедию», то говорю о чем-то очень, очень серьезном. Мне вспоминается один подвижник, которого однажды спросили: «Каким образом каждый человек, который к тебе приходит и рассказывает о своем житье-бытье, даже без чувства покаяния или сожаления, вдруг бывает охвачен ужасом перед тем, насколько он грешен, и начинает каяться, исповедоваться, плакать — и меняться?» И этот подвижник дал замечательный ответ. Он сказал: «Когда человек приходит ко мне со своим грехом, я этот грех воспринимаюкак свой. Мы с этим человеком едины; те грехи, которые он совершил действием, я непременно совершил мыслью или желанием, или поползновением. Поэтому я переживаю его исповедь, как свою собственную, я (как он говорил) схожу ступенька за ступенькой в глубины его мрака, и когда я дошел до самой глубины, я его душу связываю со своей душой и каюсь всеми силами своей души в грехах, которые он исповедует и которые я признаю за свои. И тогда он охвачен моим покаянием и не может не каяться, и выходит освобожденным; а я по-новому каялся в своих грехах, потому что я с ним един состраданием и любовью».

Это предельный пример того, как священник может подойти к покаянию другого человека, как он может бытьдругом жениха, как он может быть тем, который приводит кающегося ко спасению. Но для этого священник должен научиться состраданию, должен научиться чувствовать и сознавать себя единым с кающимся.

А произнося слова разрешительной молитвы, священник их либо предваряет наставлением, либо нет. И это тоже требует честности и внимания. Иногда бывает, что священник слушает исповедь, и вдруг ему явно, как бы от Бога, от Духа Святого открывается, чтo он должен сказать кающемуся. Ему может показаться, что это не к делу, но он должен слушаться этого голоса Божьего и произнести эти слова, сказать то, что Бог ему положил на душу, на сердце и в ум. И если он так поступит, даже когда это как будто не относится к исповеди, которую принес кающийся, он говорит то, что нужно кающемуся.

Иногда у священника нет чувства, что эти слова от Бога. (Знаете, и у апостола Павла в посланиях встречаются места, где он пишет: «Это я вам говорю именем Божиим, именем Христовым...», или «Это я вам говорю от себя...»). Но это не значит, что тогда слова священника — «отсебятина»; это то, что он познал из личного опыта, и он делится этим опытом, — опытом греховности, опытом покаяния и того, чему его научили другие люди, более чистые, более достойные, чем он сам.

А порой и этого нет. Тогда можно сказать: «Вот что я вычитал у святых отцов, вычитал в Священном Писании. Я могу тебе это предложить, ты это прими во внимание, задумайся, и может быть через эти слова Божественного Писания тебе Бог скажет то, чего я не могу сказать».

А иногда честный священник должен сказать: «Я всей душой болел с тобой во время твоей исповеди, но сказать тебе на нее ничего не могу. Я буду молиться о тебе, но совета дать не могу». И у нас есть пример тому. В житии преподобного Амвросия Оптинского описываются два случая, как к нему приходили люди, открывали свою душу, свою нужду, и он три дня их держал без ответа. И когда наконец у него настоятельно просили ответа, он сказал: «Что я могу ответить? Вот три дня я молю Божию Матерь меня просветить и дать ответ, — Она молчит; как же я могу говорить без Ее благодати?»

Вот то, что я хотел сказать о частной, личной исповеди. Человек должен прийти и свою душу изливать. Не повторять чужие слова, смотря в книжку, а поставить перед собой вопрос: если бы я стал теперь перед лицом Христа Спасителя и всех людей, которые меня знают, что явилось бы для меня предметом стыда? что я не готов открыть перед всеми, потому что было бы слишком страшно, что меня увидели, каким я себя вижу?.. Вот в чем надо исповедоваться. Поставь себе вопрос: если моя жена, мои дети, мой самый близкий друг, мои сослуживцы знали бы обо мне то или другое, было бы мне стыдно или нет? Если стыдно — исповедуй. Если то или другое стыдно открыть Богу (Который и без того это знает, но от Которого я стараюсь это спрятать) или было бы страшно — открой это Богу. Потому что в момент, когда ты это откроешь, все то, что ставится в свет, делается светом. И тогда ты можешь исповедоваться и произноситьсвоюисповедь, а не трафаретную, чужую, пустую, бессмысленную исповедь.

А если речь идет о детях, надо помнить, что детям нельзя навязывать исповедь, которая не является их собственной исповедью. Нельзя им говорить: «Ты запомни, что ты меня рассердил тем-то, что в этом ты поступил не право, вот покайся в этом». Надо дать ребенку свободу стать перед Богом как перед другом, и с Ним поделиться всей своей жизнью и душой, — даже своей болью о родителях, даже тем, как он их переживает иногда тяжело.

А теперь я хочу сказать коротко об общей исповеди. Общая исповедь может произноситься по-разному. Обыкновенно она произносится так: собирается народ, священник говорит какую-то вступительную проповедь и затем по книге читает как можно большее число тех грехов, которые он ожидает от присутствующих. Этот перечень может быть формальным. Сколько раз я слышал: «Я не вычитывал утренних и вечерних молитв», «я не вычитывал канонов», «я не соблюдал постов», я не делал того, я не делал другого... Это все формально. Да, это не формально в том смысле, что это реальные грехи каких-то людей, может быть, даже самого священника, но это не обязательно реальные грехи этих людей; реальные грехи бывают иные.

Я вам расскажу, как провожу общую исповедь сам. Общая исповедь у нас бывает четыре раза в году. Перед исповедью я провожу две беседы, которые направлены на понимание того, чем является исповедь, чем является грех, чем является Божия правда, чем является жизнь во Христе. Каждая беседа длится сорок пять минут, все собравшиеся сидят, слушают, затем наступает получасовое молчание, в течение которого каждый должен продумать то, что слышал, посмотреть на свою душу и продумать свою греховность. А затем бывает общая исповедь. Мы собираемся на середине храма, я надеваю епитрахиль, перед нами Евангелие, и обыкновенно я читаю Покаянный канон Господу Иисусу Христу. И под влиянием канона произношу вслух собственную исповедь — не о формальностях, а о том, в чем меня попрекает моя совесть и что открывает передо мной читаемый мною канон. Каждая исповедь бывает иная, потому что каждый раз слова этого канона меня обличают по-иному, в другом, и я каюсь перед всеми людьми, называю вещи своим языком, своим названием. Не так, чтобы меня потом ходили и упрекали конкретно в том или другом грехе, а так, чтобы каждый грех был раскрыт перед людьми как мой собственный. И если, произнося исповедь, я не чувствую, что истинно каюсь, я произношу и это в качестве исповеди: «Прости меня, Господи! Вот, я произнес эти слова, но они до моей души не дошли»… Эта исповедь длится обыкновенно минут тридцать-сорок, в зависимости от того, что я могу по исповедовать перед людьми. И одновременно люди исповедуются — молча, а иногда и вслух произнося: «Да, Господи! Прости меня, и я виноват в этом!» Но это является моей личной исповедью. И к сожалению, я настолько греховен и настолько похож на каждого, кто присутствует на этом действии, что мои слова раскрывают перед людьми их собственную греховность.

После этого мы молимся. Мы читаем часть покаянного канона, читаем молитвы перед Святым Причащением (не все, а избранные, которые относятся к тому, о чем я говорил или как исповедовался). Затем все становятся на колени, и я произношу разрешительную молитву всем. Если кто-то считает нужным потом подойти и отдельно сказать о том или другом грехе, он свободно может это сделать. Но я на опыте знаю, что такая общая исповедь учит людей приносить частную исповедь. Многие мне говорили сначала: «Я не знаю, с чем прийти на исповедь. Я знаю, что согрешил против множества заповедей Христовых, сделал очень много дурного, но я не могу это как бы собрать в покаянную исповедь». А после такой общей исповеди люди приходят и говорят: «Я теперь знаю, я научился, как исповедать собственную душу, опираясь на молитвы Церкви, опираясь на покаянный канон, опираясь на то, как Вы сами исповедовали свою душу и как люди вокруг меня эту же самую исповедь воспринимали и приносили, словно собственную». Я думаю, что это очень важный момент: чтобы общая исповедь была уроком того, как исповедоваться лично, а не «вообще».

Иногда приходят люди и вычитывают длинный список грехов — которые я по списку знаю, потому что у меня есть те же самые книжки, что у них. И я их останавливаю, говорю: «Ты не свои грехи исповедуешь, ты исповедуешь грехи, которые можно найти в номоканоне, в молитвенниках. Мне нужна твоя исповедь, вернее, Христу нужно твое личное покаяние, а не общее трафаретное покаяние. Ты не можешь чувствовать, что осужден Богом на вечную муку, потому что не вычитывал вечерние молитвы или не читал каноны, или не так постился».

Больше того: иногда бывает, что человек и старается, например, поститься, а потом срывается и чувствует, что осквернил весь свой пост, что ничего не остается от его подвига. А на самом деле Бог совершенно иными глазами на это смотрит. Это я могу вам разъяснить одним примером из собственной жизни. Когда я был врачом, я занимался одной бедной русской семьей. Денег я с них не брал, потому что у них никаких денег не было. Но как-то в конце Великого поста, в течение которого я постился, если можно так сказать, «зверски», то есть не нарушая никаких уставных правил, они меня пригласили на обед, и оказалось, что они в течение какого-то времени из своего отсутствия денег собирали гроши, чтобы купить маленького цыпленка и меня угостить. Я на этого цыпленка посмотрел и увидел в нем конец моего подвига постного. Конечно, я съел кусок цыпленка, — я не мог их оскорбить отказом; но потом пошел к своему духовному отцу и говорю: «Знаете, отец Афанасий, со мной такое горе случилось! В течение всего поста я, можно сказать, постился в совершенстве, а сейчас, на Страстной седмице, съел кусок курицы». Отец Афанасий на меня посмотрел и сказал: «Знаешь, если бы Бог на тебя посмотрел и увидел, что у тебя нет никаких грехов, а кусочек курицы может тебя осквернить, Он тебя от этого защитил бы; но Он посмотрел и увидел в тебе столько греховности, что никакая курица тебя осквернить не может». Я думаю, что многие из нас могут запомнить этот пример для того, чтобы быть честными, правдивыми людьми, а не просто держаться устава. Да, я съел кусочек этой курицы, но вопрос был в том, что я его съел ради того, чтобы не огорчить людей. Я ее съел не как какую-то скверну, а как дар человеческой любви. Есть место в писаниях отца Александра Шмемана, где он говорит: все на свете — не что иное, как Божия любовь; и даже пища, которую мы вкушаем, является Божественной любовью, которая стала съедобной...

Из книги "Быть христианином"

Митрополит Антоний Сурожский